— Под открытым небом? — удивился Кацапов.
— Навес будешь строить параллельно с монтажом. Нам срочно нужны свои пиломатериалы. В ближайшее время на трассу пригонят ещё около трёх тысяч заключённых, в нашу колонну тоже прибудет пополнение. Всех прибывших нужно куда-то расселить, обеспечить инструментом. Начальник лагеря принял решение строить дополнительный барак, существующие итак уже все переполнены.
— Снабжение не справляется?
— Оно-то справляется, завозит сколько положено. Только вот заключённые — ушлый народ. Особенно уголовники. Чтобы не работать — ломают инструмент, курочат тачки, жгут пиломатериалы вместо дров. Прошлой зимой сожгли большой штабель шпал под видом разогрева грунта. Бурятия — не сибирская тайга, лесной массив на пути трассы можно назвать большой удачей, чтобы восполнить недостающий объём шпал собственными силами.
— А как же охрана? — в недоумении спросил Александр. — Не препятствует безобразию, не гоняет?
— Охра-ана, — презрительно протянул Бобров. — Эти псы нам с тобой не подчиняются. Их задача — не допустить побега, а на всё остальное им наплевать. Зимой сами они всю смену не отходят от костров. Мёрзнут бедняги.
И начались трудовые будни Кацапова в должности мастера. До обеденного перерыва он мотался по трассе, выслушивал жалобы бригадиров, ругался и поучал, если требовалось, потом возвращался к возводимой пилораме.
Через месяц пилорама заработала. Визг циркулярной пилы был слышен далеко вокруг. Её установили прямо на земле, запитав кабелем от мощного генератора, который Сладков доставил из Улан-Удэ.
Руководил установкой оборудования пожилой заключённый по фамилии Самоделов. До ареста органами НКВД, этот человек работал начальником цеха на одном из московских заводов. Он был угрюм и неразговорчив, часто кашлял. Поблёклые серые глаза, казалось, были мертвы и никогда не оживали, даже тогда, когда происходил какой-нибудь забавный случай. Измождённое лицо было сплошь изрезано многочисленными морщинами. Ему было пятьдесят лет, но выглядел Самоделов на все семьдесят.
В помощниках у него находились ещё четверо заключённых, тоже из политических. Эта немногочисленная бригада была выделена Александру Кацапову, но руководство ею было чисто формальным. Илья Никифорович Самоделов знал своё дело, и любые приказы были для него излишними. Поставленную перед ним задачу он выполнял добросовестно и в понуканиях не нуждался.
После запуска пилорамы Кацапов оставил этого заключённого на вновь образованном рабочем месте. Он понимал, что работа под проливным дождём на трассе только усугубит болезнь Ильи Никифоровича. Его ослабленный организм просто не выдержит, и Самоделов вскорости отдаст богу душу, не проживёт в заключении и части длительного срока.
Под навесом пилорамы не было проливного осеннего дождя, не гулял под телогрейкой студёный ветер, и более того, здесь имелась печь-буржуйка, изготовленная из железной бочки. Такие условия можно было назвать послаблением режима.
— Спасибо, — тихо промолвил Илья Никифорович единственное слово и опять умолк наглухо, ушёл в себя.
Тёплое место на пилораме хотели оседлать уголовники, но Александр не пошёл у них на поводу. Он хорошо представлял себе, что будет, если на пилораме начнут верховодить блатные. Попасть к ним в зависимость у Кацапова не было никакого желания. Как только циркулярная пила распластала первый ствол дерева, к нему подошёл бригадир из числа заключённых по фамилии Ярошенко.
— Просьба есть к тебе, Александр Степанович, — сорокапятилетний зек смотрел на Кацапова испытующе, словно взвешивал про себя, стоит ли продолжать разговор.
— Говори, не съем, — небрежно бросил Александр.
— Сорока на хвосте донесла, будто ты бригаду набираешь на лесопилку.
— Не соврала твоя сорока, есть такое дело, — не стал отрицать Кацапов. — Уж не пристроить ли кого предлагаешь?
— Худо одному человеку в траншее, — не отводя взгляда, вздохнул Ярошенко. — Боюсь, не выдержит он второй зимы. Ослаб совсем.
— Пилорама — не санаторий, сил не прибавляет, — усмехнулся Александр. — И я не доктор, лечить не обучен.
— И всё же, Александр Степанович, — в глазах Ярошенко появилась решительность, будто он собрался силой заставить мастера исполнить свою просьбу, если тот через секунду вдруг откажет, — прислушайтесь к моей просьбе, в ваших силах спасти жизнь человеку.
Александр не выдержал пронзительный взгляд заключённого, отвел глаза, недовольно спросил: