Лёд трещит и рвётся на части. Трещины бегут по нему, словно молнии по небу, — мгновенно, непредсказуемо, и сопровождаются сильным грохотом. Потом, когда лед расколется на части, начинается движение. Шалое течение подхватывает огромные льдины, разворачивает их, ломает на более мелкие части, подымает высоко вверх. Они на мгновение скалятся синим изломом, переливаясь в лучах засыпающего солнца, и скрываются под водой.
Утром реку уже не узнать. Будто напуганная гулом крошащихся льдин, она ускоряет свой бег. В порыве пугливого бегства рушит, выворачивает, ломает всё на своём пути. На изгибах русла льдины не поспевают за течением. Они нагромождаются друг на друга, скрежещут, и грозно наползают на берег. Ледяные глыбы пропарывают, будто плугом, прибрежный галечник и мёрзлую землю и замирают в нескольких метрах от кромки воды.
Он стоял на вершине угрюмой Шайтан-скалы, наблюдал, как просыпалась от полугодовой спячки Чусовая. Стоял и размышлял о жизни.
Ему казалось, будто река, вздрагивая и шевеля ледяным панцирем, проверяет всю силу и мощь, обретённую за зиму.
«Вот и жизнь, как лёд на реке, не может двигаться вперёд без трещин, — подумалось ему вдруг. — Только ледоход — явление закономерное, а жизнь — штука непредсказуема. И изломы в ней происходят в самый неподходящий момент. Реке — что? Сбросит ледяной панцирь, как змея кожу, побушует половодьем и продолжит свой бег, как ни в чём не бывало. А мне как дальше шагать по жизни с семейной трещиной? Одним огородом долго не прокормишься. Картошки и морковки недостаточно для жизни. Всегда требуется много разных вещей, без которых не обойтись. И без денег они в доме не появляются».
Александр смотрел на просыпающуюся реку и вспоминал счастливые дни, когда были живы отец с дедом. При их жизни о деньгах никогда не задумывались. Деньги в семье были всегда. Семейная казна регулярно пополнялась за счёт слава руды, перегонки плотов с лесом, и различного извоза на лошадях. Эта работа хорошо оплачивалась. Летом мужики заготавливали сено, излишки продавали, на вырученные деньги закупали зерно и муку.
Жизнь была свободной и вольготной, текла тихо и размеренно. Всем домочадцам почему-то казалось, что так будет всегда. Ан — нет же, поломала всё разом судьба окаянная. Будто обухом по голове ударила она обезглавленное семейство.
И вот удача вдруг улыбнулась ему, предоставив работу.
«Вот построю эти бараки, а там, глядишь, и шитики вернут обратно, можно будет подрядиться на сплав, — размечтался Александр, глядя на ожившую реку. — А что? Сколочу артель из кержаков — обязательно соблазнятся на хороший заработок. Смотришь, дело-то, и раскрутится, побежит ходко, что плот по большой воде».
Дело оставалось за малым — получить назад шитики от заводских властей. Их забрали в конце зимы. В дом пришли комиссары и потребовали отдать отцовские баржи для нужд завода. От неожиданности он тогда стушевался и долго соображал: как можно отдать собственные лодки задаром? С чего вдруг? Шитики, с которыми связана вся семейная жизнь, и которые являются одним из источников денежного дохода? Как бы поступил батя, окажись он на его месте, что бы ответил нежданным комиссарам? Наверняка не согласился бы, как не согласился на постой колчаковцев в их доме в 1918 году.
Александр словно бы услышал в тот момент подсказку отца и ответил отказом, чем вызвал недовольство представителей власти.
Один из них, щуплый, небольшого роста мужичок с серым, как свежая древесная зола, лицом и оттопыренными ушами, видимо, главный, раздражённо протараторил:
— Не отдашь добровольно — проведём экспроприацию, как у несознательного антибольшевистского элемента. Есть у нас такое право искоренять буржуйские замашки, — лопоухий комиссар плотно сжал бескровные губы и заглотал их внутрь. Куцая бородёнка у него тотчас подпрыгнула вверх и остановилась, нацелившись острым клинышком, как дуло револьвера, в грудь Александра. — А пока что я предлагаю тебе добровольно отдать шитики под расписку советской власти.
Александр впервые слышал слово «экспроприация», и не знал, что оно означает, однако, из солидности, уточнять не стал. До него дошёл смысл сказанного. Стало понятно: если продолжать артачиться — можно лишиться двух шитиков навсегда.
— А док'умент с печатью дадите? — с солидностью спросил он.
— Какой док'умент? — с ухмылкой поинтересовался «экспроприатор», быстро сообразив, что дело сделано. Нужные для завода лодки, как желанных синицы, уже находятся в его руках. Без шума и драки.