— Как — какой? — насторожился Александр, отыскивая в памяти название документа. Он припомнил, что видел однажды у отца такую бумагу с печатью. Название всплыло тотчас.
— Док'умент… аренды, вот!
— Да, да, документ на аренду, конечно, — расплылся в ехидной улыбке комиссар. — Как же без документа? Ираклий, дай чистый лист бумаги и карандаш, — обратился он к молчащему всё это время коренастому горбоносому мужику лет тридцати пяти. Мужик этот, с густой чёрной бородой во всё лицо и с такими же чёрными глазищами навыкате, был похож на жителя южных гор, и сопровождал комиссара, по всей видимости, с целью запугивания и физической защиты, если таковая вдруг понадобится.
На бородатом мужике была новая шинель очень большого размера, на голове по самые брови нахлобучена будёновка с поблекшей звездой, на плече болталась на ремне тощая потёртая сумка. Оружия при нём не было. Наган висел на поясе вислоухого.
Ираклий извлёк из сумки лист серой бумаги отвратительного качества, услужливо положил на стол. Потом рука его опустилась в карман шинели, в ней появился огрызок карандаша.
— Вот, — сказал он, протягивая карандаш, и снова умолк.
Комиссар присел за стол, принялся старательно выводить слова в «документе», мусоля карандаш во рту после каждой буквы. Губы его беззвучно шевелились, он мысленно повторял рождённую фразу.
Наконец, после продолжительных мучений «док'умент» был составлен.
— Бери, читай, — с чувством облегчения проговорил представитель власти, указывая взглядом на свой труд. — Или грамоте не обучен? Зачитать?
Александр, не проговорив ни слова в ответ, взял в руки исписанный листок, принялся читать.
В деревне он окончил четыре класса церковно-приходской школы, поэтому чтение и письмо для него не составляло особой трудности. Он был одним из немногих, к кому обращались жители деревни за помощью по причине сплошной неграмотности. Множество раз ему доводилось читать чужие письма, а потом и отвечать на них.
— Пошто в бумаге не указано, сколь долго продлится… аренда? — оправившись от первоначальной растерянности, сурово спросил Александр. — И где печать гербова?
От неожиданного вопроса комиссар опешил, заморгал, нижняя губа его нервно подёрнулась.
— Ишь, чего захотел! Твои шитики пробудут в распоряжении советской власти ровно столько, сколько она посчитает нужным, — сдерживая подступившую злость, ответил он.
— Так не пойдёт, — твёрдо заявил Александр. — Укажите срок. Эти шитики кормят мою семью, и я должен знать, когда могу рядиться в подряд.
Комиссар понимал, что его бумага ничего не стоит и составлена только для проформы. Он решил не спорить с настырным парнем. Взял и дописал: «Аренда дадена сроком на один год». Поставил дату и свою закорючку, которая тут же расплылась от слюны, скатившейся с кончика карандаша, и стала похожа на прибитую муху.
— Печати не имеется, — с ухмылкой добавил он. — Советской власти ты должен верить без печати. Она, парень, самая справедливая власть в мире! А почему, думаешь?
— Почему? — не удержался от вопроса Александр, заглядывая в глаза комиссару, будто загипнотизированный.
— Потому что советскую власть возглавляет партия большевиков. А она, брат, и революцию-то делала только в интересах рабочих и крестьян. Таких тружеников, как ты. — Комиссар взял со стола «документ» и передал Ираклию. Бородач молча положил исписанный листок бумаги в сумку. На немой взгляд Александра комиссар ответил коротко:
— Получишь, когда шитики будут в затоне завода.
На следующий день Александр самостоятельно отбуксировал лошадьми лодки вверх по течению к речному причалу завода, взамен получил «документ» о сдаче в аренду своего имущества.
Обратившись в воспоминания, Александр не сразу заметил, как вокруг всё обесцветилось, посерело, русло реки внизу стало быстро размываться и очень скоро потеряло очертания. На небе проклюнулись первые звезды и, словно торопясь, принялись передавать на землю таинственные световые сигналы. Воздух у реки увлажнился, потяжелел, и пополз от нее в посёлок, пронизывая холодом.
Александр поёжился и зевнул. Пора было отправляться на ночлег. Он взглянул напоследок вниз, но ничего, кроме сплошного чёрного покрывала, уже не увидел. Повернулся и пошёл к крайней избе, которая с этого часа стала его пристанищем.
«Вот и весна пришла, — подумал он радостно. — Ещё немного, и проснётся тайга, заговорит по-весеннему. Начнёт пробуждаться всё вокруг: кустарники, луга, птицы, зверушки. Очнётся тайга, вспухнут почки на деревьях, пробьются сквозь прошлогоднюю траву цветы на лугах. Зачирикают весело птицы, начнут вить гнёзда, заговорят звери на своём языке, самцы станут обхаживать самок. Зашумит тайга, источая вокруг неповторимые запахи, а затем смешает их в единый букет ароматов — пряный запах тайги».