Немецкие танки перестраивались, растягиваясь в цепь. Я оказался у них на правом фланге, и пока ими явно не замеченный. А и заметят — невелика беда. Пушки этих танков на дальности свыше трехсот метров пробить броню Т-34 не в состоянии.
— Заряжай бронебойным!
Клацнул затвор. Я обеими ногами толкнул механика в плечи. Танк замер. Я навел прицел и выстрелил.
Тут же закричал:
— Бронебойный!
Навел пушку на другой танк, взял упреждение по сетке прицела, выстрелил.
— Бронебойный!
Надо нанести им как можно больший урон, пока нас не обнаружили. Прицелился, выстрелил.
— Снаряд!
Заряжающий крутился в поту в тесной башне. От газов першило в горле, слезились глаза.
— Люк открой, дышать нечем!
Заряжающий откинул люк на башне, дышать стало легче.
Я приник к смотровой щели. Три танка стояли неподвижно, два горели — ярко пылали, пуская в небо густой дым. Но и нас немцы обнаружили: все-таки рации — великое дело. Танки дружно развернулись вправо, и на нас посыпался град снарядов. По броне как будто били кувалдами. Корпус танка звенел, гудел, но выстоял.
Я навел прицел на единственный оставшийся T-IV, марку прицела подвел под башню, выстрелил.
«Ура!» — у немца нашим снарядом башню снесло.
На поле боя оставались только Т-III, у них пушки еще слабее.
Немцы выстрелили несколько раз и, поняв, что с Т-34 им не совладать, попятились задом и исчезли из поля зрения.
— Вот теперь можно и к нашим, — с удовлетворением сказал я.
Мотор взревел, танк развернулся вправо, но вместо того, чтобы ехать вперед, продолжал крутиться на месте.
— Твою мать! — заорал механик-водитель. — Гусеницу перебило!
— Ну так — осмотри.
Механик заглушил двигатель и выбрался через нижний люк. Через несколько минут появился в люке снова.
— Трак снарядом перебило, но ленивец целый. Вдвоем за полчаса поменяем.
— Быстрее надо, немцы полчаса нам могут и не дать.
Я повернулся к заряжающему:
— Пойди, помоги.
Мне приходилось менять траки на гусенице в училище. Работа не из легких, кувалдой намашешься от души. Казалось бы, что здесь такого — выбил пальцы, поставил новый трак из запасных, вогнал пальцы назад — и все. Только попробуй на танке гусеницу натянуть, если в ней веса немерено. И все это остерегаясь огня или нападения гитлеровцев.
Парни принялись за работу, я же смотрел за местностью в перископ и смотровые щели. Не хватало еще, чтобы нас застали врасплох, да еще и танк захватили как ценный трофей. Он же почти целехонький, если не считать дырки в башне.
Раздались удары кувалды, матерок. Не может русский человек без мата в атаку идти или тяжелую работу выполнять.
Я вертел головой, был настороже. Известно ведь — береженого Бог бережет, а не береженого караул стережет. Само собой, немецкий, если сразу у танка не постреляют.
Слева, метрах в двухстах, шевельнулись кусты. Ай-яй-яй, как неосторожно!
Я проверил башенный, спаренный с пушкой пулемет «ДТ» — Дегтярева, танковый, взял из боеукладки пару дисков с патронами и положил рядом. И когда кусты шевельнулись вновь, только уже гораздо ближе, выпустил по ним длинную — на целый диск — очередь. Стук кувалды сразу прекратился, в люк нырнули танкисты.
— Чего стреляешь?
— Немцев отгоняю. Заканчивайте быстрее.
Я сменил диск на пулемете, загнал в пушку фугасный снаряд.
Танкисты продолжили работу, кувалды стучали часто. Похоже, уже ставили на место пальцы.
Но и немцы не хотели просто так смириться с нашим ремонтом. Из рощицы послышалась автоматная стрельба, по броне застучали пули. Пока что танк укрывает танкистов, но ведь немцы могут зайти и с другой стороны.
Я прочесал из пулемета всю опушку, еще и из пушки фугасным снарядом выстрелил. На время немцы затихли.
Кувалды продолжали стучать, работа по ремонту продолжалась.
Я вручную развернул башню к лесу и дал из пулемета несколько очередей, хотя ничего подозрительного не обнаружил. На Т-34 башню можно было поворачивать вручную, маховиком, но медленно, или электроприводом. Так получалось быстрее, но так легко проскочить цель или посадить аккумуляторы.
В нижний люк залезли танкисты.
— Готово!
— Тогда поехали.
Механик завел дизель, и танк рванулся через поле к своим. Немцы в бессильной злобе обстреляли нас из пулемета, не причинив, впрочем, никакого вреда.
А вот и наши: пехотинцы окопались на опушке, оставшиеся три танка Т-34 стояли в лесу, пушками к неприятелю.
Наш танк, свалив несколько деревьев, подъехал к ним. Механик заглушил двигатель. Танкисты выбрались из боевой машины, я — с ними. Встал, раздумывая — идти к усатому сержанту в пехоту или остаться здесь и упросить командира, чтобы перевел в танкисты.
Я немного помялся, но затем все-таки направился за танкистами. А навстречу уже — комбриг в комбинезоне, из-под распахнутого ворота гимнастерка шевиотовая выглядывает, в петлицах — шпала.
Танкисты остановились и вскинули в приветствии руки к шлемофонам.
— Товарищ комбриг…
— Вольно! Молодцы! Все сам видел — и как танки немецкие били, и как гусеницу ремонтировали. Постойте, а Сергеев где?
— Убили командира и заряжающего, товарищ комбриг, еще в самом начале атаки. Из пушки в башню угодили. Мы бы хотели за телами сходить, похоронить по-человечески.
— Разрешаю. И к писарю подойдите, доложите обстоятельства гибели — надо родным похоронку послать.
— Разрешите идти?
— Не разрешаю. А кто же тогда из пушки стрелял, из пулемета? Я же ясно в бинокль видел — вы двое гусеницу ремонтировали, а из башни, из пушки и пулемета по немцам огонь велся.
— Вот он, товарищ комбриг. Из пехоты, во время атаки на броне сидел.
— Так, кое-что понятно. Вы двое свободны. Боец, ко мне!
Я подошел, представился:
— Боец Колесников, в бригаде второй день.
Комбриг глядел на меня с нескрываемым интересом:
— Пушку и пулемет за один день не освоишь.
— Так точно. Действительную в армии служил, в танковых частях, на Т-34.
— Отлично, боец! А то у меня в экипажах некомплект. Да и те, что есть, половина из запаса. В каком звании был?
— Старший лейтенант.
Комбриг бросил взгляд на мои пустые петлички:
— Тогда почему рядовой боец? Репрессирован? Разжаловали?
— Никак нет. К родным в Белоруссию поехал, под бомбежку попал, документы сгорели. Вот так рядовым бригады стал.
— В бригаду я тебя из пехоты забираю, оставляю на танке. Взвода, извини, как и звания, дать не могу — покомандуешь танком. Повоюешь пока рядовым, а дальше — как себя проявишь. Сам понимаешь — тут со штабом мехкорпуса связи нет, что уж про управление кадров РККА говорить. Выйдем из боев, выхлопочу тебе денька три-четыре — езжай в Подольск, в архив, или напрямую в Москву, пусть новые документы тебе выправят.
— Спасибо, товарищ комбриг!
— За что спасибо? Не водку пить зову — воевать.
Глава 3
Так я оказался в танковой бригаде седьмого механизированного корпуса. Как я позже узнал, до войны бригада располагалась в районе Наро-Фоминска и с началом войны была брошена навстречу танковым соединениям немцев, рвущихся к столице.
Оставшиеся в живых члены экипажа — механик-водитель и стрелок — приняли меня сразу, испытав в бою. На войне, да и в мирной жизни, так случалось не всегда. Они еще в том бою молчаливо признали меня своим командиром, хотя видели в первый раз.
Когда танкисты принесли тела погибших товарищей, мы вместе выкопали могилу, завернули тела в куски танкового брезента и похоронили.
— Ну что, командир, помянем наших боевых товарищей?
Механик забрался в танк и вернулся с фляжкой водки. Мы выпили, пустив фляжку по кругу. Потом механик повернулся ко мне и протянул руку:
— Давай знакомиться. Я — механик-водитель, Колесников моя фамилия. Звать Петром.
— Надо же, какое совпадение! Меня Сергеем звать, а фамилия — тоже Колесников.