То же самое я говорил о сдаче союзников СССР (Хонеккере, Наджибулле) и о многом другом.
Но, начав говорить ровно то же самое об участниках «Армянгейта», я, как минимум, должен был ввести в игру фактор, связанный с окончанием в моей фамилии. Сам-то я знал, что мои мотивы не имели никакого отношения к этому окончанию. Что я, напротив, очень долго не хотел ввязываться во все, что касалось данного «гейта», потому что он «Армянгейт».
Но при чем тут мое знание о моих мотивах? Да, у меня есть мой внутренний «мотивационный текст» («делаю то-то и потому-то»). Но я, входя в игру, не имею права этот текст абсолютизировать. Я должен осознавать, что игра начнет вторгаться в мой текст, переписывать его, писать что-то на его полях, придавать ему другой смысл. И что, участвуя в игре, я не имею права восклицать: «Вот правда (мой внутренний «мотивационный текст»), а вот ложь (коррективы, внесенные в этот текст игрой)». Я обязан отдавать себе отчет в том, что для кого-то и в каком-то смысле коррективы окажутся важнее текста.
В самом деле, Е. Киселев и его бэкграунд играли в «Армянгейте» на определенной (азербайджанской) стороне. Я, отстаивая правду (и государственный интерес) в этом вопросе, оказался для них серьезной помехой. Устраняя эту помеху, они задействовали как «компрометирующее обстоятельство» то самое пресловутое окончание в моей фамилии. Но это не все. Они обратились к именитым армянам, побуждая их дать негативную оценку моей личности. Именитые армяне этого не сделали, а, напротив, сделали прямо противоположное.
В этом водовороте мое личное знание о собственных мотивах и степени собственной интегрированности в некие клановые сообщества уже ничего не стоило. Процессу было на это наплевать. Ровно в той же степени, в какой какому-нибудь другому процессу будет наплевать на чью-то личную честность, причастность или непричастность к политико-экономическим распрям и так далее.
Так кто чем обусловлен?
В чем истина?
Как соотносятся перцепция и рефлексия?
Имеет ли выявленная мною неопределенность (она же «ниданетственность») ситуационный или фундаментальный характер?
Очень часто «ниданетственность» принимает именно фундаментальный характер.
Она, во-первых, основана на неполноте знаний. На их рефлексивности.
Она, во-вторых, вытекает из того, что перцепция, конечно, предпочтительна, но неокончательна. Персонаж может отрицать свою причастность к чему-то. И он по-своему прав. Но он может быть иначе причастен. Он может считать, что он действует, руководствуясь одними соображениями, а действовать, руководствуясь другими соображениями. В том числе и неосознанно-классовыми, и так далее. Он может действовать, исходя из одних мотивов, но испытывать давление как бы объективных интерпретаций, приписывающих ему другие мотивы. И он не может не учитывать этих интерпретаций. Даже если они являются в каком-то смысле заблуждениями, они влиятельны как заблуждения (мифы). Мифы, овладевшие сознанием элиты, это материальная сила. И потом, являясь заблуждениями в одном смысле, они не являются заблуждениями в другом.
Помня все это, будьте «неокончательными» в своих суждениях! Делайте их — но осторожно. Не «шейте» торопливо лишнего тем, о ком вы эти суждения высказываете. Выполняйте обет «ниданетственности», если хотите заниматься элитой.
Сформулированные мною четыре этических принципа сдерживают того, кто занимается элитой. Но не травмируют, а скорее очищают. Увы, не все этические принципы таковы. Есть принцип, к которому я сейчас перехожу. Он обязателен. Но не может не оказывать травмирующего воздействия на того, кто его соблюдает.
Этот пятый по счету принцип легче всего назвать имморализмом (трансморализмом, аморализмом), а назвав, сослаться на Макиавелли. Но легче — не значит лучше. Раз уж я стал, оговаривая принципы профессиональной этики, использовать русский новояз («ниданетственность», «несчитабельность»), то я продолжу такое занятие и введу в название принципа что-то от метода. Потому что мало назвать принцип — надо еще указать, как этот принцип реализовать в рамках профессионального действия. То есть процедуры исследования.
ПЯТЫЙ ПРИНЦИП я назову «НУИЧТОЙСТВО».
На массу утверждений вы должны отвечать не только с позиций «несчитательства» («мои суждения не предполагают вердикта») или «ниданетственности» («мои суждения принципиально неполны и не могут быть полными»), но и с позиций этого самого «нуичтойства». А это-то в миллион раз сложнее.
Вы рассматриваете модель, в которой ваш актор (он же, между прочим, человек) обвиняется в серьезных грехах. В воровстве, убийстве… А то и в чем-то более серьезном. Если вы занимаетесь любым другим делом, то вы, рассматривая модель, включите в рассмотрение характер деяний. Так или иначе, но вы это включите. А вот если вы занимаетесь аналитикой элит, то вы должны это из рассмотрения изъять. И не только из рассмотрения — из своего внутреннего мира. По крайней мере, до тех пор, пока вы являетесь не человеком только, а исследователем, вошедшим в столь особую сферу.
Как это сделать и почему надо это делать?
Сначала о том, как это делается. Это делается с помощью того самого «нуичтойства».
В вашу модель включен фактор (пусть сколь угодно гипотетический, но ведь фактор!) убийства. А вы должны спросить: «Ну, и что?». Вам придется включать в модели другие грязные факторы (иногда такие грязные, что дальше некуда). А вы должны спрашивать: «Ну, и что?».
А почему вы должны так поступать? Потому что таков весь ваш предмет по определению. А если он таков весь по определению, то он уже не таков. Вы скажете, что я играю в парадоксализм? Увы, это не совсем так.
Элитная игра трансформирует семантику, а значит, в чем-то и все остальное. Ничего уникального в такой трансформации нет. Когда вы начинаете рассматривать явление под тем или иным внеморальным ракурсом, мораль претерпевает определенный урон. И что делать? Не использовать теорию систем? В самом деле…
Льется кровь, страдают люди, а ты говоришь «автоколебания», «контуры», «вынуждающие воздействия». Но если не использовать коварно-внеморальные ракурсы при описании явления, то может ускользнуть суть. А значит, и возможность вмешательства.
Вы пытаетесь раскрыть суть межэтнического конфликта. Объяснить, что этот конфликт носит, так сказать, рукотворный характер. Что он не сам загорелся, а его разожгли. Вам отвечают: «Да какие там происки?! Вы народы унижаете! Делаете их марионетками! Посмотрите, какие страсти кипят!» Что вы должны ответить? Если вы не скажете: «Любое воздействие использует собственные частоты системы», — вы окажетесь нечестны и непрофессиональны. А если скажете, то вам в ответ возопят: «Люди страдают, а он про какие-то частоты какой-то системы!»
Вот так и с элитными играми. Вы рассматриваете явление под элитно-игровым ракурсом. Рассматривая его подобным образом, вы должны задействовать адекватную — внеморальную — семантику. Вместо того, чтобы сказать «украл», вы говорите «канализировал ресурс». Вместо того, чтобы сказать «убил», вы говорите «изъял элемент из игрового контура».
И когда к вам при таком описании лезут с морализациями, вы должны сказать: «Ну, и что?» Это не значит, что при другом описании вы скажете то же самое. Но если вы занялись элитной аналитикой, то «нуичтойство» — это ваш профессиональный, а через это в чем-то и моральный долг.
Если он слишком тяжел для вас, смените профессию.
По отношению к очень многому вы должны говорить: «Ну, и что?», если хотите заниматься элитой. Для вас наркотрафик — это жуть кромешная и особо тяжкое преступление. А для того, кого вы исследуете, это позиция в игре и не более.
Увы, есть масса вещей, которые аналитик элит должен понимать и одновременно не имеет права утверждать.