"Можно будет вместе ходить на работу и возвращаться домой, а не прятаться, как воры". Катя была уверена, что все знают об их романе с Сергеем. Язва-Светочка часто делала намеки, что она-де в курсе. Катя повертела кистью, представляя, как на безымянном пальчике будет блестеть золотое колечко. "Нужно непременно с бриллиантом, – подумала Катя. – Какая глупость, – тут же одернула она себя. – Да хоть железное, лишь бы Сережа был рядом". Праздничный стол сиял по случаю праздника хрусталем. Катя поднялась, оправила любимую юбку-годе, зажгла свечи. Десять часов. "Где же Сережа?" Катя включила телевизор, не очень громко, чтобы не пропустить звонок. "Надо будет Сереже дубликаты ключей сделать. Вот дурочка! Как раньше не догадалась!" Без десяти одиннадцать. Катя прошлась по комнате, чтобы унять волнение, задула оплывшие свечи. Десять минут двенадцатого. Звонок. "Ну, наконец-то", – Катерина бросилась к двери. На пороге стояла улыбающаяся мама с чемоданом.
– Сюрприз!
Увидев осунувшееся лицо дочки, заволновалась:
– Доченька, что случилась?
Катя бросилась на грудь опешившей матери и разревелась.
Сергей не пришел. Ни в Новый Год, ни первого января, ни девятого. Телефон молчал. Эсемески оставались без ответа. Тапочки, бритва и одеколон нашли успокоение в мусорном ведре. Даун Ванька, чистивший мусоропровод, благоухал Сережиным парфюмом.
Девятого вечером Катя посадила маму на поезд и, помахав на прощание, побрела в пустую квартиру. Завтра на работу. Катя поставила будильник на 8:10 утра.
Будильник пропиликал во второй раз. Катерина пошлепала босыми ногами в ванную, почистила зубы, плеснула в веснушчатое лицо водой, вытерла полотенцем. Провела расческой по густым рыжим волосам, собрала огненное великолепие в конский хвост, и, даже не взглянув на себя в зеркало, поплелась одеваться.
Кряхтя, натянула колготки, любимую юбку-годе… "Вот черт", – выругалась Катерина, отдуваясь. Юбка не сходилась. Катя втянула живот. "Ну, еще чуть-чуть". Безрезультатно. Яростно отпоров ненавистную пуговицу, Катя взялась за нитки и иголку. Пара стежков и юбка села, как влитая. "Опаздываю. Ну и пусть", – Катя мельком глянула на часы, натянула свитер, сунула ноги в сапоги, на ходу затолкала руки в пальто и, подхватив сумку, загремела ключами.
Прошла мимо лифта. При мысли о том, что придется делить с кем-то тесную кабинку, стало дурно. Переполненный с утра автобус тоже не придавал оптимизма. Катя печально вздохнула и потопала по мокрому тротуару. Дотащившись до работы, тяжело дыша и громко топая сапогами, взобралась на второй этаж. Дернула на себя дверь родимой бухгалтерии, к знакомым запахам Светочкиных духов и лекарств Мариванны примешивался незнакомый аромат. Катя принюхалась: неужели нафталин? Вспомнилось безоблачное детство, бабушкина гостеприимная дача, родные шершавые руки, старый шкаф с диковинной одеждой. Леночкино место занимала бесцветная особа неопределенного возраста в очках на кончике длинного носа.
– Здрасте, – буркнула Катя, располагаясь на своем месте спиной к окну.
– Как провела праздники? – поинтересовалась Марьванна.
– Спасибо, хорошо, – поддерживать разговор не хотелось.
– У нас новенький, – встряла Светочка, глядя в зеркальце и подкрашивая тонкие губы подаренной Катей помадой, – Симпатичный. Вместо Сережи пришел.
– А что, Сергей уволился? – удивилась Марьванна. Катя только плотнее сжала губы.
– Ага, – Светочка обрадовалась, что есть кому поведать очередную сплетню. – Говорят, жена его куда-то на Кубань к родственникам увезла. Беременная она, – Светочка бросила торжествующий взгляд на Катерину.
"Не показать, только не показать эмоций, – Катя из всех сил стиснула ручки сумки, – подонок, а мне рассказывал, что переболел свинкой. Так свиньей и остался. Ребенок? Почему не у меня?" Хотелось разрыдаться, убежать с работы, куда глаза глядят, но гордость оказалась сильнее. Катя дрожащей рукой включила компьютер, но никак не могла сосредоточиться на работе. Из головы не шли мысли о ребенке. Как она мечтала, как ждала, скупала в аптеке тесты. Все безрезультатно. "Больно, как же больно, обидно. Так предать. А ведь клялся, что любит". Сегодня не было пирожков, чаепитий, печений. Кусок в рот не лез.
– Кать, может, чайку? – робко спросила Марьванна в обед.
– Спасибо, сегодня без меня, – отказалась Катя.
В обеденный перерыв она вышла на улицу глотнуть свежего воздуха. "Может, полегчает?" Не полегчало. Грудь пекло, ноги отказывались идти. Катя обессиленно опустилась на близлежащую лавочку. Так прошел месяц. Катя не заметила, как январь сменился февралем. Все то же унылое, безрадостное существование. Днем работа, вечером пустая квартира.