— Я постоянно теперь чувствую этот запах, слишком часто, — произнесла Лиззи, встряхнув головой, как бы в чем-то упрекая себя. — Я его всегда чувствую. Он смешался со всей моей жизнью. Он здесь меня постоянно преследует. Как же я ненавижу это место! Это точно мутант — это он Тень.
Лиззи посмотрела на Вересу многозначительно. Та, словно с трудом продравшись через туман мыслей, ответила таким же важным взглядом, серьезно кивнула, не очень понимая о чем речь.
«Как Лиззи может ненавидеть это прекрасное место, о какой вони она говорит? Да, согласна, мутант противный, он хочет забрать их всех отсюда, урод, угрожает им всем…»
Вереса с восторгом оглянулась вокруг — стены из розового, прозрачного сердолика, мерцающие серебром огромные окна — из них, или через них, льются волны розовато-желтого света; с потолка идут голубые волны эфира и, смешиваясь с розовыми, дают небывалый эффект. Что-то волшебное. На полу пушистый шелковый ковер, усыпанный белыми свежими цветами лилий, как мягко ногам, лилии нежно ласкают их.?
Вересу заполнило всепоглощающее ощущение какой-то большой, разбивающей сердце потери и боль — ну почему ребята так долго здесь совещаются, все это ерунда, ей надо идти! Улыбнулась. — «Сейчас, мой любимый, потерпи, еще чуть-чуть ждать осталось…» Уверенность и спокойствие испаряются, а ожидание и желание насладиться покачиванием в лучах месяца все нарастают. Серебряные волны плывут, и ты точно летишь, летишь, а он тут рядом, ненавидимый и желанный. Он ждет, ждет…
— Я считаю, надо идти в долину, — произносит наконец Нед. Он закрыл книгу. На его лбу собрались морщинки, плотно сжатые губы побелели. — Мы подходим ко времени, когда придется принимать решение. Мы не должны дожидаться момента, когда обстоятельства нас вынудят делать то, что мы делать не хотим и не можем. Мы, боевые маги, и мы должны сами выбрать время и место сражения.
Николя молчит, уставясь куда-то в пространство. Он устал; утомление, охватившее разум и сердце, было настолько сильным, что куратор даже не испытывал ужаса, в последнее время не оставляющего его ни на секунду. Ощущение холода стало сильнее, также и смешанный запах лилии и затхлости. Посмотрел в окно, вздрогнул — большие черные глаза были устремлены на него, отвернулся, снова заглянул в окно — привиделось только, никого там нет; Почему-то очень не хотелось говорить об этом кому-либо, как в слабости своей признаваться, еще посмеются над его глупостями. Он не выдержал и поднялся.
Айрин украдкой смотрит на Николя. Нервное, издерганное лицо, под глазами залегли глубокие тени. Нед делает над собой усилие и продолжает:
— Надо идти как можно раньше, пока еще холодно и сыро. К тому же, в трактате сказано, что сами они не нападают. Свяжемся веревками, не дадим друг другу уходить…
— Чушь, — холодно сказал Драйт, — а если они всех нас призовут одновременно, так, связанные вместе и пойдем, радостные и счастливые. Там моя магия не действует, я не смогу нас защитить. — Худой, с продолговатым нервным, породистым лицом, с большим залысым лбом и тяжелыми веками серьезных глаз, он сидел спокойно, положив длинные, аристократические пальцы на донышко винного бокала.
Все хмурились. Свечи в подсвечниках уже сплавились, и воск потек на стол. Железные ладони, на которых стояли свечи, поникли, как высохшие растения.
Глен, казалось, не прислушивался к их разговору; отвернувшись к окну, он смотрел на тихий сад, но взор его был пуст и неподвижен; казалось, молодой человек столь глубоко погрузился в раздумья, что не видит ничего вокруг себя.
— Я не согласен с Недом, я считаю, нам надо ждать Гарри, — вдруг сказал он, словно очнувшись от тяжелого размышления. Сквозь густые длинные ресницы он бросил на студентов странный, полупобедный, полуиронический взгляд. — К тому же, посмотрите на улицу.
В темноте тихо шелестели листья высоких деревьев. Необъятным казалось чистое звездное небо над этой непонятной землей — тучи ушли, завтра будет прекрасная погода…
Так не придя ни к какому решению, студенты разошлись по комнатам.
Уставшая Айрин уже давно заснула. Эссейл же все крутился — как это бывает в утомительные часы бессонницы — чтение этих писем, перевод книги со странными, смутно знакомыми ему пометками — все это всколыхнуло что-то в нем, надломило хрупкую корочку над огромной пропастью смертельной раны — мысли, образы, воспоминания, внезапные догадки, горячие угрызения носились в его голове, сбивая, перегоняя друг друга… Мужчина ворочался, совал руки под подушку, ложился на спину, на бок, на живот… Одеяло жгло, что-то впивалось в бок, простыни скользили под ним…