Все эти непонятные ей события подхватившие ее чертовым колесом, понесшие ее в дикую жизнь стали, наконец, проясняться и вырисовываться причудливым узором игры судьбы.
За черным отворотом плаща, из которого торчал только нос девушки, проносилась ночь, темная, как вечность. Тело Айрин мягко покачивалось в такт размеренной, но быстрой поступи лошади — в такой темноте нестись вскачь было невозможно. Она тихонько рассказывала притихшим дракатонам свою историю. И ночь вдруг наполнялась глухими зовами и неясными голосами, картинами прошлого, вопросами и ответами.
— Да, их было двадцать три странных кокона…
— Я сразу говорила, что у них не было шансов…
— А Верити?
— Кто?
— Синеволосый…
— Решили, что мутант, сначала хотели уничтожить, — тело Рэйда вздрогнуло, — а потом Гарри приказал попробовать…
Потрясенное молчание…
— Почему он другой, почему так выглядит?
— Он истинный, изначальный…
— Но почему вы? Вы же совсем ребенок. — Бэйл сказал это так отрывисто, что Айрин настороженно подняла брови.
— Мне двадцать четыре года. Я лучшая.
Рассказала каким увидела его в облитой жаром пыточной.
Лицо ее собеседника — наместника Дракатии окаменело. Взгляд светлых глаз Кати Гаскела был тверд, по сторонам прямого, чистого рта — две морщины, две черточки… У Айрин забилось сердце, она поняла, что это — след смерти, ужаса и страдания. Его всегда сопровождали четверо огромных дракатона, как мрачные тени друг друга: мускулистые воины с острым взглядом, которые были начеку, спокойные, готовые ко всему, но не размахивающие оружием.
Дальше сложнее, приходилось рассказывать в рамках дозволенных клятвой крови, данной Гарри — письмо из Карланао, ужас Гарри, практика. Выздоровление Эссейла. Потеря памяти… Эта новость всколыхнула всех дракатонов. Кати сморщил лоб. Глубокими тенями избороздилось его худое лицо, остро выступили скулы.
— Теперь понятно, почему он не настраивает связь, — пробормотал он как будто про себя.
В клубящейся мгле дорога казалась очень тихой. Айрин с тоской посмотрела на четыре мраморные стеллы, замершие на краю теряющего свои очертания тракта.
«Ничто не живет вечно, — казалось, говорили изящные камни. — Четыре поставленных рядом друг с другом камня могут пережить все твои мечты и будут продолжать стоять даже после того, как потомки забудут о твоем существовании».
Про свои отношения с Эссейлом Айрин решила не рассказывать, это было слишком личным и ненужным знанием. Новость про Криаз-Ниаллэей заставила всех напрячься. Письмо Гарри о пытках и убийствах, самоубийственное решение Эссейла спуститься в долину… В жуткой тишине Айрин рассказала, каким видела Эссейла в последний раз — раненым, измученным, поломанным. Поделилась предположениями Неда…
Ускорились. Тракт превратился в едва заметную тропу, которая тем не менее была в лучшем состоянии. Тропа уходила все выше и круче, на их пути виднелся лес. Небольшой отряд миновал несколько деревьев, скрюченных и тощих, с обвислыми листьями, из-под копыт то и дело вылетали камни. Въехали в лес. Вскоре всем пришлось спешиться и вести лошадей на поводу. Нет, так слишком медленно. Лошадей бросили с четырьмя дракатонами, пошли быстрее, побежали.
Дракатоны перемещались бесшумно, словно ночь, каждый их шаг был быстрым, легким и уверенным. Как Айрин ни старалась, ей не удавалось поспеть за ними. Ей даже не удавалось их увидеть. Она догадывалась о их движении лишь по тихому шуршанию кустов впереди.
Короткий отрывистый приказ — рослый парень, оглянувшись, открыл широкой улыбкой зубы — белые на смуглом лице, подбежал к запыхавшейся девушке, протянул руку. Его изящные и точные движения напомнили Айрин движения кошки. Дракатон подхватил девушку, посадил на спину и легко побежал, словно не замечая ее веса.
Вышли из леса. Пейзаж изменился — теперь они пробегали по проселку мимо полей и
живых изгородей; изредка в зелени показывались небольшие сельские домики. Дракатоны торопились.
Солнце поднималось, бескрайние голубые просторы далеких гор сливались цветом с горизонтом, и только персиковые от рассвета облака оттеняли границу между небом и землей.
«Ну скорее же, миленькие мои, он там, уже недалеко» — Эти последние мили самые ужасные… Тревожное уныние охватывает душу, бесконечная, ноющая боль… Глухое отчаяние сердца… — «Потерпи милый, мы уже рядом»