Айрин внимательно присмотрелась к черно-синим чешуйкам на морде дракона. Какой знакомый рисунок, сколько раз она играла с ними, гладя «против шерсти», хохотала, когда дракатон забавно крутил головой, пытаясь отлепиться от навязчивой руки, ругался и шипел на нее, утверждая, что ему щекотно. А потом снова расслаблялся под руками своей Аларианты и в груди его зарождалось довольное урчание…
«Это он!» — На Айрин накатило озарение. Ее Алариен, ее родной, любимый. Это осознание больно ударило девушку. Айрин задыхалась. У нее потекли слезы из зажмуренных глаз, часто капали с длинных ресниц, черные брови высоко были подняты…
Она подошла к черному носу. Погладила маленькие черно-синие чешуйки вокруг изгиба носа, которые оказались на удивление мягкими.
«Родной мой, не бросай меня!» — Обхватила огромную голову насколько могла и ткнула бархатный нос дракона с окровавленными ноздрями себе в грудь, как когда-то по ночам, когда ее любимый мог спать только в таком положении. Закрыла глаза и всей душой начала призывать его.
— Эссейл, возвращайся, — повторяла Айрин, — иди ко мне, любимый, возвращайся…
…Сначала была боль. Он попробовал вздохнуть, не получилось сдвинуть многотонную скалу огромного тела. Перед глазами все завертелось, весь правый бок и рука горели огнем, легкие разрывались от недостатка воздуха. Глаза стали сами закрываться под непомерной тяжестью огромных век. Мир захлопнулся перед ним… А потом пришла большая усталость и стерла, сгладила все. Это был сон наяву, когда нет никаких мыслей, когда только изнеможенно отдаешься слабой пульсации крови и солнечному теплу…
Лужайка светится в блеске позднего лета. Он лежал на лугу, голова утонула в высокой траве, травинки клонятся из стороны в сторону, они весь его мир, ничего больше не существует, кроме легкого их покачивания в ритме ветра. Там, где одна трава, ветер пробегает по ней, тихо звеня, точно коса вдали, а если среди травы растет сладкий клевер, то здесь звук ветра темнее и глубже. Нужно долго лежать и слушать, пока уловишь его. Вокруг сияющий блеск солнца. Он растворяется в этой красоте и умиротворении…
— Эссейл, любимый, вернись…
— Мальчик мой, вернись…
Отдаленное, на краю сознания, на краю жизни — родные голоса…
— Вернись…
Музыка ее голоса околдовала его.
— Вернись…
Эта музыка была как южный, чуть солоноватый ветер, как теплая ночь, как распахнутые крылья под звездами, совсем не похожая на жизнь, жизнь ужасна, а эта музыка прекрасна. Перед его мысленным взором открывались широкие яркие дали. Казалось, что шумит глухой поток нездешней жизни; исчезала тяжесть, терялись границы, были только блеск, и мелодия этого голоса, и любовь;
«Почему столько горя в ее голосе?»
Слушая ее, просто нельзя было понять, что где-то есть нужда, и страдание, и отчаянье, если звучит ее голос.
— Вернись, любимый…
«Куда? Зачем?»
— Вернись, любимый…
Она зовет…
Она его Любовь, его опора, его жизнь — она — это факел, прилетевший в его бездну, осветивший всю глубину ее темноты. Он схватился за голос, потянулся к нему. Его окутал знакомый аромат. Теперь два якоря в его бездне…
— Мальчик мой, вернись…
Родной голос, лучший друг, родная энергия, мощным жгутом обрушилась она на него, вцепилась в него, тянет. Десятки тоненьких ниточек жизни протягивались к нему со всех сторон, они впивались в него, тянули его, опутывали, выдергивали из темной бездны забвения…
— Держим, держим, — услышал он чей-то шипящий напряженный голос, звучащий глухо, словно издалека.
— Эссейл, любимый, вернись…
— Оборачивайся, родной, оборачивайся…
…Что это? Все замерли. Еле-еле заметное движение, затаенное содрогание… Что это? Последняя дрожь перед концом?
Но движение усиливается. Оно становится ровнее, переходит в дыхание, в биение сердца…
— Дышит! — Кто-то снизу закричал.
Грехем дрожит, запечатывает кровь, еще, еще. Ему нужна вся их энергия, чтобы сделать следующий вздох…
Волна за волной энергия наполняет его, возвращает его назад — назад из неба, из рек, деревьев, листвы и земли…
Айрин грудью почувствовала теплый толчок воздуха — судорожный, очень слабый вздох.
— Да, любимый, да, еще…
Раздвоенный язык тихонько вылез из огромной пасти, лизнул ее… Еще…
— Эссейл, возвращайся ко мне!
Все тело дракона затряслось. Дракатоны посыпались с него, как мелкий горох на землю.