— Уйди женщина, не трогай меня, ты липкая и вонючая,
— А Айрин твоя вся чистая такая, ее там сейчас Заррот обрабатывает!
Мужчина с хрипом оттолкнул наконец девушку. Сел в повозке, оглянулся:
«Где, где Айрин, куда идти, спасать…»
— Тварь! — Хлесткая пощечина ошпарила его щеку, — урод, мутант, сдохни! — Лиззи размахнулась и изо всех сил ударила мужчину кулаком в лицо. Тот, казалось, не заметил удара, он отшвырнул мешавшую ему женщину, перекинул ноги через борт повозки, ему надо идти…
Ежиная мордочка Лиззи побелела от злости, остро и дичало зашныряли узко сведенные злые глазенки, даже дымчатая шерсть на ней как будто зашевелилась.
— Тварь, — прошипела она, — ты мне за это заплатишь. — Ушла в темноту.
Эссейл встал на подкашивающиеся ноги, оглянулся в темноте, там, горит костер, ему туда…
На него налетел вихрь. Вздохнул. Пахнет свежей водой, ветром, счастьем, она, здесь, избранная, его…
— Эссейл! У тебя все нормально? Ты как? Что произошло?
Он молча обнял ее, она здесь, с ним, с ней ничего не случилось. А он так испугался за нее.
— У тебя все нормально?
— Да, — «почему у нее такой напряженный голос?», — просто Заррот сказал мне, что ты здесь с Лиззи, что я должна…подождать… ну вот я и…ждала…
Синеволосый укоризненно покачал головой:
— В следующий раз со всех ног беги спасай меня. Я могу и не отбиться, ужас, ну и девушки у вас тут, — шокировано замолчал, тяжело прислоняясь к борту тележки.
Айрин с облегчением перевела дыхание. Он ее не захотел. Ее сердце ликовало. Она обняла мужчину, провела рукой по его волосам, потерла вставшие дыбом чешуйки на висках, — «какие они мягкие», под ее легким нажимом черно-синие чешуйки чуть пригибались и снова возвращались во вздыбленное положение — значит еще не успокоился. Каждый день с восторгом она открывала новые вещи про него — чем ярче переливаются глаза и быстрее меняют цвет от оранжево-коричневого до ярко желтого, тем сильнее он волнуется, вот как сейчас. Он сгрёб ее в охапку, подышал ей в макушку, успокаиваясь.
— Теперь стирать вместе будем ходить, а то Заррот там…
— Глупости, — хмыкнула она ему в грудь, — мне ничего не угрожает… — Айрин не осмеливалась шелохнуться, боясь, что ее начнет трясти как в лихорадке.
— Ну а мне угрожает! — Хрипло запротестовал Эссейл, — вот уйдёшь, а меня изнасилуют тут без тебя!
“Да что же такое происходит со мной?» — Только сейчас, после слов Заррота, Айрин всерьез задумалась.
Сердце Айрин начинало колотиться каждый раз, когда он смотрел на нее, дотрагивался до нее, малейшее его внимание наполняло ее радостью, когда его не было рядом, ее охватывал страх. Она еще не привыкла к тому, что его уже не надо терять, не надо бояться, что он в любую минуту умрет от ран, от истощения, ей так хотелось чтобы теперь он всегда был с ней. “Может Гарри теперь передумает и не будет убивать Эссейла, он ведь все равно ничего не помнит, Может Гарри увидит, что никакой он не монстр, не смертельно-опасный зверь.»
"Как я люблю тебя. И как мне страшно…" — Она не сводила с него сияющих глаз.
“Моя, единственная!» — как он любил ее, каждую секунду переживал за нее, такую маленькую, хрупкую, окруженную этими странными мужчинами и женщинами. Он боялся, что может быть опасным для нее, что придут дракатоны убивать его и заденут ее. Ему надо срочно поправляться, вытащить ее из рук этого старика-императора и уйти в сторону, как можно дальше, чтобы те, кто ищет его не повредили ей — прекрасной, изумительной, единственной, ароматной. Проклятье, он сомневался, что способен был оставить ее! Только ради ее спасения. Эссейлу вдруг опять показалось, что он не сказал ей еще что-то страшно важное. Что-то незавершенное, от чего все зависит. Он отчаянно, изо всех сил, старался оформить это что-то в мысли и слова, но у него ничего не получалось.
Он помнил, что в этом мире для него не было места, что его собственный народ почему-то хочет уничтожить его, он принял это, значит заслужил, единственное, что сейчас держало его, это необходимость защитить девушку, ставшую его центром и единственной причиной его жизни.
— Давай кушать. Тебе надо попробовать мясо, это поможет тебя быстрее окрепнуть.
Айрин принесла Эссейлу миску с густой похлебкой, мужчина понюхал содержимое, поморщился,
— Ммм, Айрин, я не помню, но мне кажется, я не могу есть мясо…
— Да-а-а? Уверен?
Снова понюхал:
— Да вот это, — он поковырял ложкой большой ароматный кусок мяса, — вот это точно не могу.
— А каша утром тебе понравилась?
Кивнул,