— Каким образом?
— Освобождение от твоего уродства, страданий, одиночества и мучений. — Заррот сделал затяжку сигарой, подержал ее во рту и с наслаждением выпустил дым в лицо дракатона, улыбнулся, поцокал, вытягивая губы в узкую трубочку, двигая румяными щеками.
— Знаешь, — продолжал Заррот. Он навис над замершим дракатоном, снова дыхнул дымом тому в лицо. — Да, я чувствую твои муки и, кроме того, вижу окружающую тебя тьму. Ауру? — Задумчиво произнес он. — Да, ауру смерти. Ты всех нас убьешь, если не избавиться от тебя. — Заррот громко рассмеялся, но Эссейл уловил в его смехе истерические нотки. Заррот наклонился к его лицу низко, почти трогая губами его лицо, хрипло прошептал, — знаешь, я хочу убить тебя, это так возбуждает, я чувствую тебя почти своим братом теперь, я буду убивать тебя медленно, я буду пить твою смерть… того, кто убил моих друзей. Я убью тебя позже, не сейчас, мы ведь пока будем лучшими друзьями, — Заррот закинул тяжелую, горячую руку на плечо Эссейла, — я ведь почти люблю теперь тебя, за это возбуждение, за это удовольствие, у меня прямо мурашки от этого бегают, как муравьи, по всему телу… Мы теперь так близки… — Заррот носом почти касался губ Эссейла, — это как секс, даже лучше, ты и я, — он выдохнул дым в лицо дракатона. Эссейл ощутил в легких удушливый дым от сигары. Это уже было с ним недавно или давно, он что-то смутно припоминал. Но когда? Где? Дым медленно въедался в стенки легких, мучительно и неотвратимо. Закружилась голова. Он только что понял, что совершенно, абсолютно не переносит запах этого дыма.
«Дым, этот дым…Больно, больно…» — Он уже не в лесу, он висит, руки вывернуты в плечевых суставах, кто-то протянул руку с гибким хлыстом куда-то ему за спину, и Эссейл почувствовал дикую, ослепляющую боль, — «больно, как больно…»
— Давай, дрожи, скелетон, трясись… — голос Заррота, Эссейл потерялся. Где он? Да, это был тот сладкий дым, когда он лежал на мокром от крови полу и хрипел. Казалось, с той минуты прошла уже целая вечность; страх шевельнулся было вновь, где-то глубоко, но тут же исчез, и вместо дыма сигареты Заррота появился другой дым — дым с неба, он вдруг понял, все пропало, они все попали в засаду, какие-то огромные тени, сомкнув плотный ряд, стоят вокруг него, чтобы убить, защитить? И вдруг ему почудилось, будто он лежит на кровавом лугу, у него в груди стрела, он даже помнит ее ярко-красное оперение, все кричат, мелькают какие-то тени, а вокруг клубится белый туман, наполненный сигарным дымом, и луг все накреняется и накреняется, теперь это уже лес, оттуда вылетает кулак, встречает его лицо, он видит звезды и наконец он мягко — без страха — соскользнул во тьму.
Айрин не могла найти Эссейла. «Да где же он?» — Вон, Заррот смеется, помогает девчонкам насаживать грибы на палочки, вон Николя лежит, устало вытянув ноги, все здесь, где же Эссейл?
…Волшебная картина мерцающей под его ногами прекрасной равнины отвлекла его от мрачных раздумий. Эссейл стряхнул с себя холод боли и воспоминаний и близко подошел к краю утеса, в огромную пропасть под его ногами покатились мелкие камушки. В сумраке уходящего дня прекрасная земля внизу поражала магической, сюрреалистической красотой…
— Ищешь дракатона?
Айрин от неожиданности вздрогнула.
— Да нет… Вернее… в некотором роде.
Николя покачал головой:
— Я так и знал. Эссейл только что туда пошел. Думаю, отправился немного поразмышлять. — Он прищурился, глядя в темноту. — Дракатон словно впадает в транс каждый раз, когда видит что-то с высоты птичьего полета.
Он стоял там, на самом краю огромной пропасти и словно не замечал опасности.
— Эссейл! О боги, я тебя везде ищу, а ты здесь стоишь, не пугай меня так и стоишь на самом… — Мужчина вздрогнул всем телом. Медленно повернулся к девушке. — Ах! Что у тебя с лицом?
— Я упал…
Айрин перевела дыхание. Все это было ей хорошо знакомо, дракатон никогда не признается, что его били. Криво улыбнулась:
— Надо же как неудачно упал, прямо на глаз, а потом ты губой наверное приложился?
— Да, так и было…
— Любимый мой, — она крепко обняла его, — врунишка.
— Прости меня родная, опять прости меня, я подвергаю тебя такой опасности…
— Ну какой опасности? Чего тебе опять наговорили? Глупенький, я лучше с тобой умру, чем быть без тебя… — Она бросилась мужчине на шею:
— Ах, родной ты мой, как хорошо жить! Но только вместе с тобой, Эссейл. Правда… только с тобой!
Айрин мизинцем потрогала его тонкие губы. Глаза ее смеялись, а ему казались они страшными, — до того были потрясающе прекрасны: синие, большие, любимые.