Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Она предала его, грязная потаскушка! Отдалась вонючему мутанту! Он раскрыл ей свое сердце, вынул его их груди и положил ей под ноги, а она растоптала его. Если бы хотя бы ради императора или того же герцога Гарридана, это он еще принял бы, но ради урода-мать-его-мутанта! Это он не мог простить — никогда! Голова расскалывалась уже который день, все тело ломило, сердце выскакивало из груди и жара эта ненормальная. Все нормальные люди страдают, а этой полуящерице хоть бы что, кажется, ему чем жарче, тем лучше, он только глазами своими змеиными хлопает, да шипит на каждого, кто осмелится подойти к ней ближе чем на два шага, очень больших шага. И эта, тварь, глазами молча пучит и испуганно хватается за урода своего постоянно. Они как приклеенные друг к другу, наверное и в туалет вместе ходят. И каждую ночь они вместе идут в ее комнату, а там… Очередная мучительная ночь только что пришла с темного востока, опять без сна, гореть от ненависти, они заплатят за все… Он чувствовал себя воздушным шаром, из которого выкачали весь воздух. Ему было больно дышать, словно проклиная кого-то, он поднял сжатую в кулак руку, посмотрел на свою ладонь, по ней бежал голубой ручеек огня — этим его не уничтожить, он уже пробовал, надо что-то другое, он под защитой печати, Николя и все другие предали его, все поддерживают этого урода, вон, Зои что-то говорит мутанту, Джеймс шутливо ударяет его по плечу, урод отшучивается… Надо что-то придумать. Он еще сам не знал, что, но он придумает…
Она еще больше расцвела. Когда она, держа урода за руку, пришла тогда, он все сразу понял, они были вместе — она показалась ему совсем не такой, как прежде. Ее движения стали более плавными, кожа теплее, и даже походка, даже то, как она шла, — всё было каким-то другим… Она была уже не просто красивой девушкой, которую он желал каждой клеткой своего тела, было в ней что-то новое, волшебное и безумно притягательное, страсное, сводящее с ума. И если раньше он не был уверен, любит ли он ее или просто хочет ее невинное тело — то теперь он это ясно чувствовал — любит, она будет его. Она ничего больше не скрывала; полная жизни, близкая ему как никогда прежде, она была прекрасна, это ее фарфоровое личико, прекрасные черные волосы, изящное тело, созданное для любви, она подарит ему такое счастье, только она…
Она причинила ему зло уже тем, что так красива, тем, что она именно такая, какая есть, готовая жертвовать собой ради других, так преданно заглядывающая в уродские глаза мутанта, тем, что, приоткрыв перед ним врата рая и поманив надеждой на обладание ею, на то, что он сможет назвать ее своей, она вдруг жестоко от него отдалилась и наконец тем, что она позволила этому дерьму трогать ее, быть внутри нее…Он испачкал ее, испоганил…
Интересно, а что это за браслетики такие красненькие на нем, это ведь тот самый, знаменитый клементин, и кожа у урода под ними такая воспаленная, зачем Гарри одел их на него? Любопытно. А зачем? А где можно добыть клементин? Надо подумать, Николя не поможет, а вот в деревне должны знать.
— Завтра идем в долину, посмотрим на этот опасный туман, — говорит Николя, с беспокойством смотрит на него, надо успокоить идиота куратора, через силу улыбнулся, — от меня ни на шаг, мало ли что, ничего не трогать, никуда не лезть. — Все деловито кивают, слушают грозного куратора, — да, да, никуда, только бы не передумал, сопля трусливая, вечно трясется из-за всего,
— Слушаемся и повинуемся, о грозный куратор, — глухо рассмеялся Заррот. Это был короткий, безрадостный смех. — Николя заметно успокаивается, он доволен, такое развлечение придумал, а то все мрачные тут такие от жары и от скуки, да, от скуки… Она тоже была здесь, он ее не видел, но теперь он мог обонять ее… и этот ее аромат. Этот аромат… Дерьмо, дерьмо…
Девчонки, крича от восторга, целовали его, а он улыбался веселой, наклеенной улыбкой. Всю ночь его трясло, дерьмо, дерьмо…
— Тебе холодно?.. Она замерла в его объятьях, положила голову на плечо Эссейла. В ее неподвижности, как и в любом ее жесте, таилась какая-то звериная грация.
Девушка потянулась всем телом, закинула голову вверх, с удовольствием окунулась в мерцающий омут тепло-оранжевых глаз. Улыбнулась. В ее глазах сияли звездочки, и на приоткрытых, влажных и припухлых от его поцелуев губах словно вспыхивали искры.
— Нет, нет… Просто слишком тебя люблю, вот меня и потряхивает…Ты понимаешь, — сказала Айрин шепотом, — я слишком счастлива, я чувствую, как я вся должна перелиться в какую-то еще большую радость… Так я вся полна…
"Только теперь я начинаю по-настоящему жить, — подумала Айрин, еще крепче обнимая своего дракатона. — Только теперь я наконец-то стала самой собой… или вот-вот стану. Потому что раньше — мне всегда чего-то не хватало и я чувствовала, что иду не по тому пути”