Глава 4
Прозрачная вода с мягким шорохом подходит к берегу, касается ног, и вытянутому телу на теплом песке, закинутым рукам и закрытым векам — легко, горячо, сладко. Все, все, а особенно самое запретное и опасное, — легко и сладко…
Как же всем хорошо! Что же это за волшебное место такое? Сколько ни говорили и ни спорили, так и не пришли ни к какому выводу. Решили просто получать заслуженное удовольствие.
Как только подошли к озеру, потные, голодные и крайне уставшие маги, бросив свою поклажу, скинув одежду, побежали к воде.
— Айрин, нет, — остановил свою аларианту дракатон, та вскинула удивленные глаза на мужчину, — нет, это нездоровая вода, не трогай ее, не пей, я чувствую что-то нехорошее, у меня достаточно питьевой воды, нам хватит до завтра;
— Как скажешь, жаль, а было бы неплохо вымыться, — чуть пожала плечами расстроенная девушка, — но берегись, тебе придется мириться с моими далеко не ароматными ароматами, — глубоко вздохнула, посмотрела на бултыхающихся на мелкоте друзей, опять вздохнула, более смелые ребята поплыли на глубину, — а ты плавать умеешь?
Эссейл пожал плечами,
— Плавать? Не знаю, надо попробовать, тогда скажу, страха перед водой я не чувствую,
Айрин недовольно ворча про всяких со слишком чувствительным нюхом, пошла помогать Ганне и Николя готовить лагерь. Студенты решили остаться ночевать в гостеприимной долине, опасаясь возвращаться через странные заросли на ночь глядя.
Эссейл задумчиво смотрел на плескающихся студентов. Брызги воды весело блестели на солнце. Плавать, умеет ли он плавать? Воспоминания нахлынули вновь, он вернулся туда, в свое солнечное, счастливое прошлое и ему показалось, будто душа его насыщается чем-то невидимым, каким-то живительным, сильнодействующим лекарством:
…Он на гребне высочайшей волны. Вокруг него огромное небо, бескрайний океан, ветер, тучи, ливень, гигантские волны — все смешалось в мокрый вращающийся клубок, который гудит, шумит, ревет, грохочет. Он, счастливый, хохоча, борется со стихией. Курчавится пена на гребнях и сердито змеится на ребрах волн. Стремительно бегут вверх водяные горы и низвергаются с утробным рокотом, как горные лавины, поднимаются валы, шумит ливень, воет, свистит неистовый ветер. Он кричит от восторга, подпрыгивая высоко в воздух на огромной волне, его огромное тело блестит черно-синим и снова бросаясь стремительно вниз…
— Эссейл! Принеси дров! — Дракатон вздрогнул, вываливаясь из воспоминаний, оглянулся. Недалеко от берега наставники развели огонь. Девушки, весело переговариваясь, достают из сумок еду. Группа ребят во главе с худощавым, подвижным Джеймсом собирается на охоту.
…Поздний вечер. Теплый, мягкий ветерок. Огромная, желтая луна светит всё ярче, и ребята видят долину во всю ее длину до Запретного леса. Цветущие лилейники с наклоненными стеблями стоят по берегам спокойного озера, листья отливают темным серебром, а крупные бутоны, так пестро расцвеченные днем, теперь мерцают пастельными тонами, призрачно и нежно. Лунный свет и ночь отняли у красок всю их силу, но зато тяжелый аромат был острее и слаще, чем днем. На углях костра дымилась похлебка из пшеничной крупы. Молодые маги, уставшие, расслабленные после тяжелого дня, сидели, лежали у огня и маленькими глотками пили вино. Блюда с жареным мясом лежали на большом покрывале, играющем роль стола. На другом костре, чуть в стороне, шипели куски мяса, которое за несколько часов до этого весело бегало по лесу.
Жар уже не изливался с небес, но исходил от земли, и все купалось в горячих испарениях, где смешались запахи цветущих лилейников, подгоревшего жира с ароматом свежей мяты и табака.
Раздается заливистый смех, женское повизгивание, кто-то ушел чуть в сторону, оттуда раздается шуршание и стоны, ребята лежат вокруг костра, добродушно подшучивают над дракатоном, которого впервые подвел нюх, Эссейл отшучивается, отказывается от вина и мяса. Тем не менее, Айрин, расположившись на его коленях, чувствует напряжение мужчины, замечает, что он то и дело осматривает долину внимательным взглядом.
Чуть в стороне сидит мрачный Заррот, он сидел, наклонившись вперед, опираясь руками о колени; его окаменевшее лицо было ярко освещено пламенем костра. Заррот глубоко вздохнул, наслаждаясь своей меланхолией и своей ненавистью: «смотри, смотри на них, гори» — твердил он самому себе, смотря на урода, обнимающего его, Заррота, избранницу. Он сжал сломанный клементиновый наконечник — острый обломок некогда длинного копья, который он выторговал сегодня ранним утром в деревне за немыслимые деньги, вся его ладонь была в крови, но боль только радовала его, сжал еще сильнее, — «да, так правильно, боль — это наслаждение, мутант скоро узнает об этом. Медленная боль…»