И в один прекрасный день, точно рапиры, скрестились на затылке Андрея взгляды Миши Кузнечикова и его лучшего друга Саши Короткова. И мысль, пришедшая в голову Мише, эхом откликнулась в голове Саши. Эхо работало почему-то только в этом направлении, хотя никто бы не сказал, что голова у Саши пустая.
Быть хотя бы один раз битым — частая участь новенького и классе. А поводом может послужить все что угодно. Недовольство Миши Кузнечикова, вызванное разными причинами, как раз и было поводом…
Осеннее солнце затопило класс. К дому напротив школы подъехала машина с полным кузовом капусты. Издали капуста казалась зеленой и чистой — кочан к кочану. Из подвала выскочили люди в грязных белых халатах и замахали на шофера руками. Шофер достал из кармана желтую бумагу, исписанную через фиолетовую копирку, и стал тыкать в нее пальцем, точно хотел проткнуть. Из подвала, ступая тяжело и нетрезво, выбрался еще один человек. Был он в телогрейке и с более красным лицом, нежели люди в грязных халатах. Человек внимательно ознакомился с бумагой, а потом так энергично рубанул себя рукой по шее, что казалось, голова возьмет да отвалится и покатится по улице, как красный кочан капусты. Шофер выплюнул папиросу и выругался. Алла Георгиевна невольно кашлянула. «Осень. Молодая, но уже все познавшая женщина пирует за богато накрытым столом», — подумал Андрей. Он так и не понял, проза это или же стихотворные строчки.
— И тогда… Садофьев, — сделав упор на фамилии, строго сказала Алла Георгиевна, — Блок забывает Прекрасную Даму и обращается к Незнакомке… — Она стояла около его парты, держа в руках синий томик Блока.
— Я знаю, — ответил Андрей.
— Что вы знаете?
— Что он забывает Прекрасную Даму и обращается к Незнакомке…
— Нет, — вдруг сказала Алла Георгиевна, — это Прекрасная Дама забывает Блока и превращается в Незнакомку… Ясно? — Синий томик повис над головой Андрея.
— Мне тоже так кажется, — защитил голову рукой Андрей.
Всю жизнь ждала. Устала ждать.
И улыбнулась. И склонилась.
Волос распущенная прядь
На плечи темные спустилась… —
начала читать учительница.
Андрей вырвал из тетрадки листок, где было его вчерашнее стихотворение. Начиналось оно словами:
А в жизни по-прежнему нету веселья,
Чего не хватает — коня или шпаги?
«Всего, всего хватает», — радостно подумал Андрей и разорвал стихотворение в клочки.
— Чего это вы рвете, Садофьев? — спросила Алла Георгиевна, остановившись на середине строчки.
— Читайте, читайте, пожалуйста, — сказал Андрей, но в это время зазвенел звонок и учительница замолчала.
Андрей вышел в коридор и высоко подбросил портфель. Портфель коснулся белого плафона, и плафон закачался.
— На пару слов, — вежливо сказал Саша Коротков и взял Андрея под руку.
— А знаешь ли ты: если не писал, то разбоем занимался Франсуа Вийон? — спросил Андрей. — Был такой поэт-разбойник…
— Тебя ждут, — Саша приглашающе повел рукой в сторону туалета.
— А ты сам-то дерешься или только зовешь и стоишь у двери?
— Ты, наверное, дурак… — сказал Саша.
— Знаю, — ответил Андрей, — но учтите, сколько бы там вас ни было, я дерусь, как Франсуа Вийон…
— Тебе очень весело? — спросил Саша.
— Да. Я на самом деле влюбился в Нинку.
— При чем здесь Нинка? — удивился Саша.
— Здрасьте! А из-за чего, собственно, все тогда затевается?
Саша смутился. Эта мысль как-то не приходила ему в голову. Зато он живо представлял себе, как Кузнечиков ударит новенького в зубы, а сам Саша с ходу врежет в ухо или в глаз. Этот прием у них хорошо отработан. Под глазом у новенького появится фингал, и он не будет так весело улыбаться…
Нина прошла мимо них по коридору. Зашла в кабинет английского и закрыла дверь. А Саша с Андреем стояли у окна и смотрели на дверь. Почему-то Саше вдруг сделалось грустно. Когда-то давно он ходил на каток в чужой, далекий двор и все время высматривал там Нинину белую куртку с капюшоном. Нина хорошо каталась. Длинные светлые волосы вылезали из-под шапки, кончики их покрывались инеем, и Нина становилась похожей на мультфильмовскую снегурочку. А Саша бродил вдоль катка и мерз. Он никогда не катался на коньках без клюшки и шайбы.