Следом за Джимом вышел мальчик.
— Видишь, как все получилось… — сказал я, облизывая пересохшие губы.
— Спасибо… Вы защищали Джима… — тихо ответил мальчик и пошел в сторону леса. Джим побежал следом за ним.
— Эй! Поводок-то забыл! — крикнул кто-то и швырнул через сетку поводок Джима. Мальчик подобрал его и пошел дальше. Потом сел на траву и стал смотреть на небо. Ветер шевелил его светлые волосы. Мальчик уже не плакал. А верный Джим, словно ничего не произошло, бегал вокруг и лаял. Он не понимал, как можно грустить, когда все так хорошо кончилось.
Площадка не успокаивалась. Собравшись в кружок, хозяева обсуждали происшедшее.
— Дворняжка не собака! — презрительно говорил хозяин Бонни. — Во дворе мой Бонни дрался с двухлетним боксером и прокусил ему шею. Бонни отлично дерется, он сразу хватает врага за шею…
— Ваш Бонни просто гангстер! — сказала хозяйка Дэзи.
— Ха-ха, гангстер… Вот вы не знаете… Однажды слышу на лестнице шум, выхожу, а там…
— Эрдельтерьеры — самые приспособленные к городской жизни собаки, — заявила хозяйка эрдельтерьера Тюшки, высокая молодая женщина с недобрым лицом.
— Точно! Она сказала, что кошка останется теперь инвалидом, стала говорить, что сиамская кошка стоит…
— У эрделей наиболее здоровая психика. Вот, например, ваш доберман, — она повернулась к хозяйке Дэзи, — стоял и чего-то скулил, а Тюшка погналась за этой дворнягой.
— А при чем, извините, здесь психика? — удивился хозяин дога Карата.
— Травля есть травля, и если собака к ней равнодушна, значит…
— Значит, шагом марш к психиатру! — сказала хозяйка Дэзи.
— А вы не смейтесь! Знаете, как городские ритмы влияют на собак? На Западе существуют специальные психиатрические клиники…
— Как интересно! — воскликнул хозяин Карата. Во время свары он держал своего дога на поводке. — Как же там лечат? Психоанализом? Может, методом аутогенной тренировки?
— Чего вы ко мне пристали? Я про это в газете читала! — разозлилась хозяйка Тюшки.
— Чего бы там ни болтали, а собака прежде всего должна уметь постоять за себя! — поставил точку хозяин Бонни.
Собак развели по площадке.
— А мне жалко мальчишку… — сказала хозяйка Дэзи. — Дэзи не побежала за дворнягой. Наверное, у нее больная психика.
— Если уж быть точным, Дэзи сначала побежала, но потом ее укусили, и она вернулась, — сказал я. — Так что в Дэзи заложено здоровое начало. Только оно задавлено трусостью…
— Профессиональная наблюдательность! — съехидничала девчонка.
— Просто рядом стоял, — ответил я и стал отряхивать штаны. Они были в пыли и в собачьей слюне. Еще заболею чумой какой-нибудь.
— Иван Дмитриевич, что мне делать? — спросил я, подойдя к инструктору.
— Иди к черту! — буркнул он, уставившись куда-то в сторону.
— Слушаюсь! — почтительно сказал я и по-военному развернулся.
— Меня зовут Лена… — сказала хозяйка Дэзи. Мы стояли в углу на зеленом клочке травы. Занятия продолжались.
— Очень приятно. Сергей, — представился я и поклонился. Так состоялось наше знакомство.
— Вы не похожи на инструктора, — сказала Лена и положила руку на бревно.
— Почему не похож? — спросил я, глядя на ее руку.
— Каждый день приносите папку и что-то рисуете.
— А что, нельзя?
— Рисуйте себе на здоровье. Только не так… трагично… Вся площадка смеется.
— Вот как? — удивился я.
— А ты думал — самый умный здесь? — неожиданно назвала она меня на «ты» и убрала руку с бревна.
— Ничего я не думал, — ответил я. — Все правильно. Я не инструктор… Я шпион! А рисую я химический завод! Знаешь, что он производит?
Она вздохнула.
— В институт, наверное, не поступил, вот и придуриваешься…
— Ну знаешь! — разозлился я.
— Куда хоть поступал?
— В Академию, на факультет живописи. — Мне вдруг расхотелось ей грубить.
— Провалился?
— Не прошел по конкурсу.
— Жаль, что мы не были раньше знакомы… — улыбнулась она.
— Почему жаль?
— У меня отец тоже художник. Ты должен его знать! — Она назвала фамилию.
Это была фамилия одного из членов приемной комиссии.
… Я пришел к нему после экзаменов. Пять человек набрали столько же баллов, как и я. На эти пять человек было три места. Меня не взяли, и тогда я просто пришел посмотреть на композиции тех троих, которых приняли.