Кадамбари
КАДАМБАРИ{1}
Полному{2} ра́джаса при сотворении мира,
Са́ттвы — в пору его расцвета, та́маса — при угасании,
Тройственной веды{3} зиждителю, трех гун воплощению,
Творцу, Хранителю и Губителю{4}, вечному Брахме слава! (1)
Благословенна пыль со стоп Трехглазого Шивы{5},
Льнущая к кудрям богов{6}, почернившая голову Ба́ны,
Притушившая блеск камней в коронах могучего Ра́ваны,
Предел кладущая веренице смертей и рождений!{7} (2)
Благословен пылающий гневом взгляд Вишну!
Взгляд, которому стоит на миг врага коснуться,
Как грудь того багровеет от хлынувшей крови,
Как будто надвое рвется сама от страха. (3)
Благословенны лотосы ног почтенного Бхра́ву{8},
Которые чтут смиренно владыки Мага́дхи{9};
Чьи пальцы розовы{10}, высясь на пьедестале
Корон царей окрестных, к ним с мольбой припавших. (4)
Кого из нас не гнетет ненавистников злоба{11},
Яростных во вражде, подлой и беспричинной?
Уста их всегда полны гибельных оскорблений,
Как жало черной змеи — смертоносного яда. (5)
Злодеи тяжестью своей грубой речи
Обременяют людей, словно железной цепью,
А голос доброго всегда веселит сердце,
Как нежный звон драгоценных ножных браслетов. (6)
Мудрое слово застревает на пути к негодяю,
Будто амри́та, застрявшая в горле Ра́ху{12},
Но оно же ложится на сердце доброго,
Будто камень каустубха — на грудь Ха́ри. (7)
Как молодая жена{13} искусно и пылко
Прельщает супруга, приблизившись к ложу,
Так эта повесть, искусная, страстная,
Дарует усладу сердцу ценителя. (8)
Кого не возрадует{14} плетеньем рассказов,
Цветистостью слога и многими смыслами
Эта повесть, похожая на гирлянду,
Ловко сплетенную и многоцветную! (9)
Жил некогда брахман Кубе́ра, из рода Ватсья́янов,
Чьи ноги-лотосы чтили великие Гупты{15},
Прославленный в мире, первый из праведников,
Являвший собой на земле подобие Брахмы. (10)
В устах его, чтением вед просветленных,
Очищенных пением жертвенных гимнов,
Ярких от сомы, украшенных знанием,
Всегда пребывала богиня Сара́свати. (11)
Даже птицы в клетках, живущие в доме Куберы,
Слово в слово знали Я́джур- и Самаве́ду,
И ученики его, распевая священные гимны,
Запинались из опаски, что их поправят сороки. (12)
У Куберы родился сын по имени Артхапа́ти,
Как родился месяц из Молочного океана{16},
Как Хираньяга́рбха{17} из яйца мирового,
Как благой Супа́рна{18} из чрева Вина́ты. (13)
К нему, знатоку вед, лучшему из брахманов,
Каждый день стекались новые послушники,
Словно новые побеги сандалового дерева,
Умножая его достоинство, величие и славу. (14)
Щедрыми дарами и многими жертвами
Он открыл себе, смертному, путь на небо,
Как если бы покорил его боевыми слонами,
Чьи хоботы похожи на победные стяги. (15)
Среди славных его сыновей, великих духом,
Добронравных, искушенных в ведах и шастрах,
Высился, будто средь гор — Кайла́са,
Беспорочный, как чистый хрусталь, Читрабха́ну. (16)
Добродетели благородного Читрабхану,
Яркие, как незапятнанный месяц,
Сердца врагов терзали завистью,
Словно острые когти Нараси́нхи. (17)
Будто черные кудри богинь сторон света{19}
Или листья та́малы{20} в ушах богинь веды,
Клубы дыма с воздвигнутых им жертвенников
Только ярче высвечивали его славу. (18)
У него со временем родился сын Ба́на,
Озаривший семь миров{21} своим блеском,
С чела которого светлые капли пота
Стирала своей ладонью сама Сарасвати. (19)
Этим брахманом Баной — пусть и неловким в слоге,
Пусть неопытным в искусстве живого рассказа,
Пусть подвластным темным соблазнам гордыни —
И была написана эта повесть. (20)