Мы, ничего толком не поняв из его слишком заумной для нас речи, с восторгом и завистью разглядывали фотографии и задавали вопросы. Выяснилось, что на каждом курсе три роты, в каждой из которых обучается около ста суворовцев, в одной из рот изучают китайский язык, а в двух других — английский, но жестких ограничений нет, и в зависимости от результатов учебы после окончания суворовского училища можно будет выбрать практически любое военное училище в стране. Так что не все было так страшно, как описывал заместитель военкома…
Волнующее душу чувство собственной самостоятельности, значимости, отсутствие родительского контроля и строгий голос сопровождающего офицера. Романтика! Но чем дальше уносил нас от родного дома поезд, тем больший страх и переживания грызли изнутри.
Ох, эта дорога на поезде через полстраны… Ох, уж эти красоты родной страны, разглядывать которые через окно вагона на четвертые сутки надоело до чертиков… Когда от жесткой лавки плацкартного вагона болят бока… Когда не знаешь, что тебя ожидает в конце пути…
И потому все радостно встрепенулись, когда дали команду — приехали, на выход. Дальше — автобусом…
Автобус остановился перед высокой красивой старинной аркой, окрашенной в желтый цвет.
— Ну вот, эта альма-матер для кого-то станет домом на два года, — пояснил сопровождающий офицер, а наши глаза жадно оглядывали все, что видели. Мы прошли через главные ворота, и нас подвели к двухэтажной казарме из красного кирпича, архитектура которой явно свидетельствовала о еще царских временах.
Перед входом в нее стайками сидели мальчишки, с интересом разглядывая вновь прибывших.
— Пацаны! Откуда?
— Из Красноярского края! А вы?
— Находка!
— А мы из Владика!
— С Иркутска! Соседи ваши! Будем знакомы!
В казарме мы с Карамышевым заняли места рядом друг с другом, получили постельное белье, заправили кровати, засунули под них свои чемоданчики и переглянулись.
— Ну что? Пойдем с пацанами знакомиться? — кивнул в сторону выхода Володя.
— Пойдем, — согласился я.
Перед казармой на другой стороне тротуара располагался спортивный городок, где кучками сидели мальчишки. Переглянувшись, мы с Карамышевым направились к самой большой, в центре который сидел парень, немного старше всех нас, но прочно завладевший вниманием окружающих. На нем была одета грязная майка и спортивные штаны, руки от плеч до кончиков пальцев украшали зэковские наколки.
— Как приедут кадеты, вам мондец полный придет, — продолжал рассказывать тот.
— Какие кадеты? — недоуменно переспросил рыжий лопоухий парень.
— Ты че? Тупой такой? Я же говорил — суворовцы! Они так себя называют. Кадетами. И мы их так называем. А они нас шпаками! Ха-ха! Мы с ними постоянно деремся. Как поймаем — бьем. Они нас поймают — тоже бьют. Так вот, когда они приедут, вам крышка! Они вас тоже будут бить!
— За что? — поразился рыжий.
— Да ни за что, — отмахнулся парень, — они себя «старичками» называют, а вы «мальчиками» будете называться. Вы должны их во всем слушаться, а они будут вас лупить где угодно, и когда захотят. Чтобы кадет из вас сделать. Не любят они маменькиных сынков…
— Врешь! — не поверил коренастый мальчишка с Находки, — Я себя в обиду не дам! Любому сдачи дам!
— Вот приедут, узнаешь, — усмехнулся рассказчик, — их на втором курсе триста человек, и знаешь, какие они дружные?! Кто их товарища тронет — тому кранты! А вы не дружные. Они и будут вас воспитывать. И тебя толпой затопчут.
— Не затопчут, — захорохорился находкинский.
Парень усмехнулся и презрительно сплюнул сквозь гнилые зубы.