А если это розыгрыш? Подумав, с сожалением отметаю этот вариант. Слишком дорогой розыгрыш, да и офицера штыками проткнули совсем не в шутку. Как стреляли по кадетам – я не видел, но судя по крикам, явно не в воздух.
– Какой сейчас год, Артур? – спрашиваю притихшего кадета.
– Двадцатый, – без особого удивления отвечает. – Тысяча девятьсот двадцатый, второе марта. А вы правда, ничего не помните?
– Правда, – пришлось соврать. Помнить то я помню, но совсем не то. Почему память этого Ростислава не сохранилась, и куда он вообще делся? Вот будет номер, если его сознание переместилось в моё тело. – А куда мы ехали, откуда? Короче, всё рассказывай!
Путём вспомогательных вопросов постепенно вырисовывается не очень радостная картина. Мы воспитанники Донского кадетского корпуса, нас переправляли в Новороссийск, далее планировалось в Крым, но что-то пошло не так. На станции Староминская оказались красные и вот результат. О моих родителях Артур особо ничего не знал, кроме того, что мой отец полковой есаул войска Донского. Его же отец погиб в 1918 году, а мать умерла. Осталась тетка, которая воспользовалась возможностью сплавить племянника на казенный кошт. Лет нам по четырнадцать, Артур даже назвал мой день рождения – 15 мая. То есть скоро пятнадцать будет.
Пытаюсь вспомнить, что я знаю по истории этого периода. Если не ошибаюсь, белых сейчас выбили из Ростова и зачищают юг. Так что, отсидеться здесь, пока вернутся «наши», не получится. Поздно нас собрались вывозить, раньше нужно было. Если бы довезли без приключений, для меня это было бы лучшим вариантом. Крым, а потом возможно Франция. Иллюзий по ассимиляции в среду большевиков не питаю. Мои симпатии вообще на стороне белых, они, по крайней мере, в большинстве состоят из образованных слоев населения, с какими-то понятиями о чести. Но так как они заведомо проиграют, то выбор у меня небольшой. Попытаться добраться до Новороссийска и далее, как планировалось. Артур рассказал, что основную часть кадетов (интернов, живущих в самом корпусе), вывезли еще до Нового года в Екатеринодар. А нас, экстернов, живущих на квартирах, вот только сейчас собрались. Причем те отправились пешим ходом и по слухам, чуть ли не половина умерло от простудных болезней и тифа. А нам повезло, кадетов удалось разместить в последнем составе, на котором вывозили своё добро некоторые чиновники белой армии. Или не повезло, не знаю, как на это посмотреть. Можно конечно мне попытаться разыскать отца, но я даже не знаю, как он выглядит. Хотя буду косить на потерю памяти, если сведет судьба.
– Слушай, а тот офицер, ну которого закололи, он кто? Почему не организовали сопротивление? – огнестрельного оружия я не видел, но шашка точно болталась сбоку.
– Какой он офицер, – фыркнул Артур. – Химию нам преподавал, звание дали перед отъездом и назначили воспитателем. Он и шашку в руках держать не умеет. Не умел, – грустно добавил, вспомнив, что говорит о погибшем.
– Понятно. Так вот, Артурчик, выбор у нас небольшой: добираться в Новороссийск самостоятельно или прикинуться беспризорниками и обосноваться в городе. Тебе какой вариант больше нравится?
– Вы считаете, мы сами сможем добраться?
– Слушай, прекрати «выкать», – достал меня. – Мы не на дворянском собрании. Ты мне вообще кто, друг? Чего ты за мной увязался?
– Могу и уйти! – обиделся Артур, но с места не двинулся. – Я с вами, то есть с тобой, за одной партой сижу. Сидел. И заступался за вас…, за тебя, потом дрались вместе. И жили в одном доме на квартирах.
– Значит друзья, – констатирую я. – Не обижайся, у меня правда все из головы вылетело. А выживать нам по любому нужно самим, никто о нас не позаботится, не то время. Как стемнеет, попробуем забраться на состав. У тебя деньги есть? Чем-то питаться нужно. Красть я не умею, ты, так думаю, тоже.
Артур, зашуршав соломой, стал рыться по карманам. Я тоже решил проверить, что у меня есть. Обнаружил намокшую бумажку, удостоверяющую, что обладатель сего является воспитанником Донского кадетского корпуса, Вяземский Ростислав Аркадиевич. Также потрепанную фотографию мужчины в военной форме. Скорее всего, это и есть отец, хоть увидел как он выглядит. Нашлись и деньги, целых пять бумажек по тысяче рублей. Не царские и не керенки, присмотревшись, сообразил – донской рубль.
– Что можно купить на тысячу? – спрашиваю Артура.
– За две пирожок с ливером давали в Новочеркасске, но это когда было, – Артур показал тоже пять бумажек по тысяче. Видимо выдали перед отъездом.