– Айия! Айия!
Но вдруг, вонзив острую рукоятку клевца в грудь одного мужа, она выхватила его меч и двумя руками стала прорубать себе дорогу прочь из кольца. От ее ярости враги расступились, а она крикнула, устремляясь в лес:
– Очи! За мной!
Та юркой лаской успела проскочить прежде, чем сомкнулось кольцо. Я видела, как кто-то хотел преследовать их, но Очи, обернувшись, одной стрелой его остановила. И они скрылись в лесу.
Бой продолжался, но как не стало рядом Камки, боевой дух у дев сник. И я сама стала кричать, к войне призывая: «Айия-а, девы! Айия!»
И вдруг конский топот и крик Камки раздался из леса, и низкорослый табун выскочил на поляну. Вместе с Очи они мчались на передних коньках и стреляли по три стрелы кряду. Казалось, лавина новых воинов катится с гор. Враги обернулись, дрогнули и расступились. Мы вскакивали верхом и мчались в погоню. Так прогнали их до самой реки, но дальше не стали, остановились на берегу и криками, смехом и бранью провожали огромные косматые фигуры, пока те перебирались по льду и вязли в сугробах, скрываясь в лесу.
Разгоряченные, мы вернулись к костру, громко обсуждая битву и смеясь над бегством мужчин. Из нас пятеро дев было убито, трое (среди них моя Ак-Дирьи) получили тяжелые раны и лежали в беспамятстве. Другие же были только с ударами и порезами, но от радостной лихорадки не замечали того. Мы стащили тела врагов в кучу, дев же сложили у костра. Отдавать их огню следовало в станах, чтобы родные могли с ними проститься. Но эти мысли не омрачили нас, и, не чуя усталости, мы продолжали сидеть у огня, обсуждая битву.
Но вдруг кто-то закричал истошно:
– Ааа! Девы! Девы! Откуда у нас эти луки? Откуда боевые клевцы? Чем мы сражались?
Этот крик был ужасней для нас, чем вопли во время битвы. Как по тревоге мы вскочили. Кто-то к чеканам потянулся – деревянные поделки висели на бедрах, кто-то кинулся к лукам – там лежали кучей палки и сучья. Безумие охватило дев, в ужасе бросились мы к врагам – черные речные валуны валялись горою. Лишь холодные, заиндевелые уже трупы дев и горячечные тела раненых говорили о том, что битва и правда случилась.
– Камка! Камка! – завопили девы. – Что это?!
А она сидела у огня и хохотала. Сначала беззвучно, потом, чем больше на нее наседали с вопросом, принялась смеяться в голос, и мы замолчали наконец, вовсе опешив.
– Говорила я, девы: будет вам сегодня гадание в подарок. Окончено ваше учение, сами себе нагадали, кому каким воином быть, – ответила наконец Камка, когда просмеялась и села, стирая с глаз слезы.
– Но наши подруги погибли! – крикнул кто-то.
– Нет, они грезят сейчас, как и вы. Один вы видите сон, во сне они пали в бою. Это о том говорит, какими быть им воинами. Или лучше в доме засесть и рожать сыновей.
Девы молчали, не зная, как в это поверить. Я смотрела на бледные, стылые лица мертвых – пошел редкий снег, и снежинки не таяли у них на щеках, – и не могла поверить, что они оживут, встанут, опять начнут говорить… Смерть такой явной была – как и все, что в ту ночь случилось. И тогда, осознав это, я села на землю и начала хохотать. И над тем, что случилось, и над мыслями о будущей жизни – над всем. В тот момент так зыбко все было в моем сердце. Девы не понимали, над чем я так тяжело смеюсь.
Когда же поднялись павшие, а раненые не нашли на себе ран, Камка сказала, что спать нам ложиться уже не время, что сегодня будет баня. Пока жили на посвящении, мы не чистились, только набивали волосы золой от насекомых. И все поняли: раз хочет Камка устроить баню, кончается у нее наше время.
Еще во тьме мы спустились к реке. Утоптали снег, сломили тонких деревьев, составили и покрыли войлоками. Развели костер, стали носить голыши с реки и греть в огне. Одну деву посадила Камка растирать кору кедра, другую – скорлупу кедровых орехов, а сама сложила разные травы и, добавляя пчелиного меда, стала все это толочь.
Так не заметили мы, как наступил день. Тогда Камка велела нам раздеться донага. Расстелила на снегу войлок, насыпала золы из старого кострища и рубленой благовонной хвои, и мы стали складывать свою одежду. Складывали и пересыпали то морозным снегом, то вновь золою и душистыми травами.
Нагие и босые, мы стояли на снегу и дрожали всем телом, отводя друг от друга глаза и тела прикрывая. Камка глянула на нас и рассмеялась: