— Видишь, Карлы, какая погода? Зря мы вчера оголили кибитку. Ничего бы не случилось.
Карлы тоже проснулся, но еще лежал под одеялом и бараньей шубой.
— Ах, Набат, — сказал он, — всем-то ты недовольна. Ты радуйся, что мы хоть и оголили кибитку, а все-таки не остались совсем без кибитки. И хорошо еще, что дождя не было… Это все джарчи накликал.
— Конечно, джарчи, — согласилась Набат. — Но я знала, что дождя не будет.
— Фу-ты!.. Да ты посмотри только, как она все знает! Ну как ты можешь угадать, будет дождь или не будет? Во сне, что ли, видела? — загорячился Карлы.
— Не во сне… А вчера я видела радугу, и тучи шли и таяли. Значит, не будет дождя.
Она развела огонь в очаге и стала кипятить чай.
Карлы встал и посмотрел вокруг. Вдали в утренней дымке стояли кибитки, почти все такие же голые, как и кибитка Карлы. Видно, всему аулу ветер задал прошлой ночью немало хлопот. За аулом, высоко в светлом небе уже ясно обозначалась темная громада Копет-Дага.
Карлы вышел из кибитки и стал искать серпик, сорванный ночью ветром. Серпик лежал неподалеку на дровах. Карлы покачал головой и рассмеялся:
— Что ни говори, Набат, а оказывается, и у ветра есть совесть. Смотри, созорничал, сорвал серпик и сам накрыл дрова, чтоб не намочило дождем. Будь дождь, мы-то с тобой намокли бы, а дрова сухими бы остались. И то хорошо.
И он стал умываться.
Из лачуги вышел Мурад, а следом за ним и Дурды с женой. Чайник вскипел. Все сели у очага и стали пить чай.
— Ну что же будем делать? — спросил Мурад. — Влаги в земле и так было мало, а вчерашний ветер и совсем высушил… А до нашей очереди на поливку еще двадцать пять дней. Надо посеять сегодня.
— А как же выборы-то? — нахмурясь, сказал Карлы.
— Да что выборы? Что нам там делать?.. Иди ты один, а мы сеять пойдем… Но как хочешь, тебе виднее…
Карлы подумал и сказал:
— Да, сеять надо. Иначе ничего не получится. Сейте, а я пойду один…
Дурды и Набат одобрили это решение.
Когда взошло солнце, старейшины аула и все мужское население стали собираться на широкой пыльной площади. Скоро вся площадь покрылась полулежавшими и сидевшими на земле людьми. Ярко пестрели халаты, покачивались косматые черные и белые папахи.
В одной стороне площади молодёжь и подростки играли в бабки, а в другой — в мяч, сшитый из тряпья, и вся она гудела от крика, говора и гама.
Карлы подошел к группе крестьян, полулежавших на земле с такими утомленными лицами, как будто они неделю блуждали без воды по пескам. И все жаловались на вчерашний ветер.
— Ну, мастер, — весело сказал один из крестьян, — хорошо спал эту ночь?
— Э, слава богу! Все обошлось благополучно.
— А что же ты хромаешь?
— Да о кол, будь он неладен, ободрал колено!
— Ха! У меня тоже упал тюнюк и жене лоб ободрал, а потом так хватило меня по ноге, что искры из глаз посыпались. А у соседа чувал с песком чуть не придавил ребенка.
— Ах, нехорошо это все! — сказал другой крестьянин. — У меня уки переломало.
— Ха, уки! — засмеялся первый крестьянин. — Хорошо, что уки, а не ребра!
— Уж лучше бы ребра, — уныло сказал второй крестьянин. — Где я теперь уки-то возьму? И купить не на что. Это не шутка!
— Э, ребра! — сказал третий крестьянин. — Ты не ломал их, вот и не знаешь. А я вчера чуть не переломал. Честное слово! Весь бок ободрал. Вздохнуть сначала не мог. Как поднялся этот ветер, начал рвать и трепать, мы подперли тюнюк, привязали човши, слышу — кричит жена: "Веревка от верхней кошмы оторвалась! Лезь на кибитку!" Что будешь делать? Я с порога кое-как вскарабкался на кибитку, вдруг затрещало подо мной. "Эй, эй!" — закричала жена. Оказывается, как я навалился на кибитку, так верхушки трех уки соскочили и упали на очаг. Ну, а я все-таки лезу. А войлок-то, знаете, какой у меня — весь залатан старыми мешками и сгнил уже от дождей и дыма. Куда ни ткну рукой, она проваливается, как в гнилой арбуз. Не держит, рвется войлок. И вдруг как затрещит все подо мной, я и грохнулся в кибитку да боком-то прямо о кол от ткацкого станка. Да еще, спасибо, ногой зацепился за край юзюка, когда падал, а то с размаху кол-то так бы и влез мне в бок.
Все смеялись, и все жаловались на свои ветхие кибитки.
— Э, — сказал Карлы, — курятник и то лучше кибитки. Куры-то спокойно спали всю ночь, а мы суетились и все покалечились.