Писать Каушутову было трудно вдвойне. Кроме чисто субъективных сложностей — он работал тщательно, кропотливо, подолгу выверяя каждое слово, мучаясь сомнениями, неуверенностью, — немало было трудностей объективных. Туркменская реалистическая проза только-только — с участием Ата Каушутова — складывалась. Писатели шли от жизни, имея за плечами богатейший родной фольклор. Однако современная, меняющаяся на глазах действительность давала художнику материал, не вмещающийся в привычные фольклорные формы.
Все творчество Каушутова несет на себе следы борьбы реалистического постижения мира с мощным фольклорным влиянием, настойчивого поиска новых форм, образной выразительности, изобразительных средств. И если романы о современности он еще строил по фабуле любовного дестана[1], поднимая своих героев на высоты сказовой легендарности, то его рассказы и повести были уже новым явлением в туркменской прозе. Более того — новаторским. По реализму характеров и коллизий, по сюжетной динамике, по точности социально-психологического анализа они и сейчас представляют собой образцы новеллистического повествования в туркменской литературе.
Ата Каушутов создал целую галерею национальных типических характеров в типических обстоятельствах. Убедительны, осязаемо живы кузнец Карлы с сыновьями, его жена Набат («Последний старшина»), добрейший Каджар-ага из одноименного рассказа, старый мудрец Ниязмурад-ага («Туркменские кони»), Акгуль-эдже («Возвращение Сахи») и героини рассказа «Женитьба Елли Одэ».
Здесь необходимо вновь обратиться к биографии писателя. Каушутов родился в большом старом ауле Безмеин, расположенном недалеко от Ашхабада, в предгорьях Копет-Дага, в семье оседлого дехканина. Безмеинцы разводили скот и выращивали виноград, охотно собирались на общие празднества, базары, работу, привечали сказителей и певцов, музыкантов, увлекались шахматами, умели ценить острое словцо и в жизненных испытаниях, наученные горьким опытом, держались вместе. Ата Каушутову повезло: еще живы были очевидцы разбойничьих набегов «кызылбашей»-иранцев и геоктепинских событий 1881 года. Вечерами они обстоятельно повествовали о былом, их рассказам не было конца. Мальчик рос в этой стихии языка, поэзии, музыки. Отец приучал его к исконному труду дехканина, мать — незаурядная исполнительница дестанов и песен — вводила в мир народного творчества. Прошлое причудливо сталкивалось и совмещалось с настоящим. Народ волновался в предчувствии перемен. Надвигалась революция. Все это вошло в душу писателя, сформировало его ум и сердце и требовало выхода. Сколько мог рассказать Ата Каушутов! И рассказывал! А за его рассказами виделись Безмеин и безмеинцы.
В рассказе «Каджар-ага» есть такие слова, выражающие авторское восхищение своим героем: «Если записать все рассказы Каджара-ага, то получилась бы толстая книга, полная жизни и житейской мудрости. И в рассказах его неизменно торжествовали правда, добро, мудрость и честность. Кто хоть раз провел вечер в его бедной хижине, сидя у печки, полной трескучего пламени, тот уж во всю свою жизнь не забывал ни этой хижины, ни ее хозяина…»
Слова эти приложимы к самому Ата Каушутову.
Не умозрительно, а под непосредственным влиянием жизненных впечатлений пришел он к форме повествования — рассказу в рассказе. Жизнь предоставила ему почти готовый тип героя-рассказчика. Рядом с ним автор — как очевидец, слушатель, участник беседы. Ему важно не только передать услышанное, сохранив индивидуальные особенности героя и интонацию устной речи, но и воспроизвести его образ. Поэтому его Каджар-ага и Ниязмурад-ага, очень разные и не похожие друг на друга, сходятся в главном — они не просто занимательные собеседники, но и воспитатели, проповедники нравственных принципов бытия туркмен.
Каджар-ага, «небольшого роста, широколобый, с большими бычьими глазами, с густыми, хмуро нависшими бровями и густой седой бородой», на первый взгляд угрюм и неприветлив. А ребята любили его. И Каджар-ага рассказывал им бесконечные свои были и небылицы. Неграмотный, он учил их не бояться суеверий, не быть в плену у предрассудков, уметь постоять за себя, не сваливать свою вину на другого. Ребятишки узнавали «из его рассказов, что такое жизнь, какой она была в старину, как изменилась на наших глазах». Каджар-ага учил их «любить добро, презирать трусов и мошенников и крепко стоять за правду». А Ниязмурад-ага («Туркменские кони») повествует о конях, о том, что они значили в жизни туркмена, вынужденного обороняться и спасаться от врага. Испокон веков текинские кони были верными помощниками туркменам в их постоянной войне за свободу с иранским шахом и хивинским ханом. Но в рассказах Ниязмурада-ага — любовь не только к красавцам коням: «Я ехал сюда, чтоб расспросить Ниязмурада про текинских коней, а он рассказал мне целую эпопею не только про коней, но и про суровую жизнь моего мужественного народа во времена, к счастью, уже минувшие», — заключает писатель повесть «Туркменские кони».
1
Дестан (или дастан) — одна из форм эпического жанра в литературах и фольклоре Ближнего и Среднего Востока и Юго-Восточной Азии, чаще всего литературная обработка сказочных сюжетов, легенд и преданий.