Карлы, сидя на кошме, допил свой чай и подумал: "Что ж это с конем-то? Он у него как будто не такой уж бойкий?"
Карлы видел вечером этого коня, когда Батыр ехал на нем мимо кузницы и крикнул Карлы: "Здравствуй, брат кузнец, приходи побеседовать к Солдату!"
И вдруг Карлы с ужасом услышал голос Кулмана. Старшина кричал во дворе:
— Он тут! Хватайте его!..
И голос смешался с гулом многих голосов.
Народ вскочил, хлынул в дверь. Вместе со всеми с хурджином в руке вышел и Батыр. Крик во дворе усилился. Вскочил и Карлы, кинулся к двери и услышал сначала быстрый топот копыт, потом топот множества ног и два выстрела за воротами на улице.
Когда Карлы выскочил за дверь, во дворе никого уже не было. Все с криком бежали по улице и рассыпались по домам и в переулки.
Карлы совсем перепугался и трусцой побежал в свою кибитку.
Набат и Огульгерек проснулись от крика и выстрелов, и одна, дрожа всем телом, боязливо выглядывала из кибитки, другая — из своей мазанки, и обе недоумевали: что случилось?
— Что случилось, Карлы? — закричала Набат, увидев бежавшего к кибитке Карлы. — Подрались, что ли?
— Э, а я откуда знаю! — с досадой сказал Карлы. — А Мурад не пришел?
— Да нет его! Уж не он ли там?.. Вот, шляется ночами… Он-то хоть молодой, а тебе чего не спится?
— Ничего с ним не случится, — сказал Карлы, хотя сильно тревожился за Мурада, прошел в кибитку и стал укладываться спать.
Через четверть часа пришел Мурад, спокойный и даже веселый.
— Что там?.. Кто это там стрелял-то? — спросил Карлы.
— Да это дурачье стражники… Кулман хотел арестовать Батыра.
— За что? — удивился Карлы.
— А спроси его!.. Как узнал, что приехал Батыр, послал за стражниками. Они прискакали, да дураки — лошадей оставили у Кулмана, а сами пешком с Кулманом, с писарем и есаулом пришли к Баба Солдату, а мы с Баба Солдатом да еще там ребята так навалились на них, прижали к забору, а Батыр в это время вскочил на коня и в ворота. Стражники кинулись за ним, стрельнули вдогонку, да промахнулись.
— Ну и хорошо, что ускакал, — сказал Карлы. — Только ты-то зачем ввязываешься в такие дела? Кулман-то разве простит тебе это?
— Да он не разглядел никого, — засмеялся Мурад. — Темно было, и мы шапки на глаза надвинули. И там сколько нас было-то! Все кричат, все машут руками, поди разбери!..
— А ты не болтай, туши лампу и ложись спать, — недовольно пробормотал Карлы, ложась на кошму и натягивая на себя рваное одеяло, войлок и шубу.
Наутро по всему аулу разнеслась весть о ночном происшествии у Баба Солдата, о том, что Батыр будто бы не только слесарь, а еще и преступник, революционер, что он не признает царя и его чиновников, будто за это-то и хотел его посадить в тюрьму Кулман. Все — каждый на свой лад — коверкали незнакомое трудное слово "революция", но все повторяли его, и всяк вкладывал в него свой особый смысл.
Когда весть эта дошла до кузницы, Карлы очень удивился:
"Как же это? Такой человек и вдруг преступник?.. Вот поди разберись в людях".
— Слышал? — сказал он, пристально посмотрев на Мурада. — Вот тебе и слесарь, брат кузнеца! А он, оказывается, преступник…
— Да какой он преступник? — засмеялся Мурад. — Это все Кулман болтает! И все преступление-то в том, что Батыр не молчит, как мы, а говорит людям правду в глаза. Он никогда бы не стал выбирать в старшины ростовщика Кулмана. Прямо крикнул бы на всю площадь: "Нам не надо такого!"
— А ты не кричи! — заворчал Карлы, глянув на дверь и в окно. — И язык у тебя!.. Смотри, потянут тебя за него…
А через час до Карлы дошла другая весть — о том, что Кулман рано утром уехал в фаэтоне вместе с верховыми стражниками в Ашхабад, хочет найти там одноглазого Батыра и непременно засадить его в тюрьму.
Это еще больше встревожило Карлы, и он бросил работу раньше времени, закрыл кузницу и ушел в кибитку. Ему не хотелось, чтоб у него собирался народ.
Но через день как-то все затихло в ауле, все вошло в свою колею. Вечерами по-прежнему, не обращая внимания на холод, шахматисты с азартом играли возле кузницы, а в кузнице шли разговоры о бараньем супе, о плове, о надвигавшемся севе, о конях, о сыновьях, которых взяли на войну и которые так бы теперь пригодились.
Приходил и Баба Солдат и был еще угрюмей и молчаливей, чем прежде.
А через неделю произошло вдруг новое событие, которое еще больше взволновало аул. Среди дня во двор к Баба Солдату пришел Кулман с писарем Молла Клы-чем и двумя стражниками и грозно спросил Джемал, жену Баба Солдата, чистившую песком котел возле кибитки: