Караванбаши вздохнул и сказал:
— Ну, славу богу! Серый спас мальчишку.
И мы все радовались, потому что Дурды был единственным сыном одной рано овдовевшей женщины, и даже о себе думать перестали.
— Э, пусть будет, что будет! Что случится с головой, глаза увидят!
Иранцы повернули к нам. Впереди ехал начальник ханских слуг Али-бек — здоровенный мужик, сухощавый, с большим носом и лохматыми усами. Лицо желтое, злое, сразу видно, что любит терьяк[29]. И ручищи!.. Ну, настоящий палач!
Подъезжает он к нам и зло нахлестывает по морде своего коня. Уж очень ему досадно было, что не удалось поймать Серого. И слышим, кто-то из иранцев говорит:
— Вот это был конь!.. Как он проскочил между нами!
— Да разве это конь? Это птица! — сказал другой.
Али-бек заворочал своими красными глазами и закричал:
— Молчать, поганые! — И начал бить кнутом по головам тех, кто хвалил Серого, а потом опять своего коня. Тот, бедняга, так и взвился на дыбы и, как бешеный, закрутился под ним. А Али-бек все ярился, кричал:
— Умру с открытыми глазами, если не поймаю этого коня!
— Да, так и дадут тебе хлеба с маслом! Разевай рот шире! Зад твой никогда не коснется такого коня, — проворчал караванбаши.
Али-бек приказал связать нас. Иранцы закрутили нам руки за спины, связали веревкой, взяли наших верблюдов, ослов и погнали нас на чужбину. Мы шли и посматривали по сторонам. Я думал: "Авось Дурды уже доскакал до первой крепости, сказал про нас, и, наверно, сотня лучших всадников уже скачет к нам на выручку. Иранцы и до границы не успеют нас довести, как их уже вдавят лицом в землю".
Да и не я один, все так думали, все надеялись на это. А надежда-то плохая была. Мары остался далеко позади, а в той стороне, куда ускакал Дурды, крепость была на расстоянии двух переходов с ночевкой. Если даже Серый и выдержит, не упадет по дороге, и то он будет в крепости только в полночь. Да и Дурды-то свалится от усталости. А без него всадники не найдут дороги. И пока Дурды отдохнет, накормит Серого и выедет со всадниками в погоню за нами, иранцы уже дома будут есть жирный ханский плов, покручивать усы и хвастаться:
— Эх, и воевали же мы! Так рубили головы саблями!.. Солнце померкло от пыли из-под копыт наших коней!..
Они всегда хвастаются. И тут, хотя они и захватили в плен всего девять караванщиков без всякого боя, а все-таки будут врать и хану, и жёнам своим.
Мы, все девять человек, со связанными руками, шли позади наших нагруженных верблюдов. Я тихонько высказал свои думы караванбаши.
— Да, это ты правильно говоришь, — сказал он. — Трудно рассчитывать на помощь, но говорят: "Без надежды один сатана". Это сатане уж не на что надеяться. А мы, люди, никого не трогали, никому не сделали зла и не должны терять надежды. Бог может каждую минуту совершить чудо и выручить нас.
Но чуда не совершилось. Старик зря молился богу.
Иранцы гнали нас весь день и всю ночь, и на рассвете мы перешли границу.
Как я и думал, Дурды доскакал до первой крепости, рассказал обо всем. Сейчас же сотня сильных людей села на коней, прискакала к холму, где нас поймала шайка Али-бека. Они по следам переехали границу, подъехали ночью к крепости, но иранцы были уже дома. Что с ними сделаешь? Вот и пришлось повернуть назад. Об этом дошел до нас слух дня через два, и я поклялся:
— Умру, а рано или поздно буду перебрасывать, как арбуз, с руки на руку голову Али-бека!
Ниязмурад большими узловатыми руками снял с очага медный чайник, насыпал зеленого чаю в два небольших белых чайника с голубыми цветочками, заварил и один поставил передо мной рядом с пиалой, а из другого стал наливать себе в пиалу.
— Ну, а что же дальше было? — нетерпеливо спросил я.
— А ты пей чай!.. Торопиться нам некуда. Чай хороший! Ты вот с детства пьешь чай, а я знаешь когда узнал вкус чая? В старину-то его пили одни богачи, а бедняки воду из ручья, и то не досыта. Раз ехали мы с одним сердаром[30], остановились у колодца на отдых. Он вскипятил воду, заварил чай и мне дал чашку чаю. Вот тут-то я и попробовал впервые, что это за штука. А мне тогда было уже тридцать лет.
— Ну вот, привели нас в большую крепость недалеко от границы, загнали через скотный двор хана в другой двор с высокими стенами и глинобитными навесами. Это была, должно быть, когда-то ханская конюшня, а теперь в ней держали пленных туркмен. Когда мы вошли, одни пленные сидели, другие бродили от скуки взад-вперед. Все в цепях и с тяжелыми колодками на ногах.