Как-то раз выехали крестьяне на поливку. Коней своих спутали, и Дордепеля тоже, взяли лопаты, пустили воду, работают. А неподалеку были овраги, размытые потоками. Из этих-то оврагов вдруг и выскочило десятка два конных иранцев во главе с Али-беком, подскакали к Дордепелю. Али-бек, разбойник, живо распутал Дордепеля и вскочил на него. Дружки окружили Али-бека и поскакали все в сторону гор.
Ну, крестьяне: "Ах, ох! Из-под носа увели!.." А что поделаешь, когда на всех четыре ружья да десяток сабель и кони-то остались все рабочие? Разве догонишь? Один парень вскочил на лошадь и поскакал в крепость, да без толку. Пока он доскачет, Али-бек на Дордепеле будет уже в Иране.
Хозяин Дордепеля, бледный, смотрел вслед коню и молчал, только борода у него тряслась. И вдруг бросился бежать за конем. Крестьяне за ним с ружьями, саблями. Иранцы оглянулись и, должно быть, обрадовались: "Бежит, дурак! Хочет в плен попасть вместе с конем!" И придержали коней, почти шагом едут.
А ты знаешь, как у нас в праздники на скачках: соберутся люди, весь аул, выведут лошадей, отмерят расстояние, какое они должны пробежать, и пустят их. Кони только добегут до конца, кто-нибудь махнет шапкой, крикнет: "Дошли до места! Назад!" Кони сейчас же поворачиваются и, как пули, обгоняя друг друга, летят назад, к народу, обегут вокруг и остановятся. Дордепель всех коней побеждал на скачках. Никто за ним не мог угнаться.
Вот хозяин-то бежал, бежал, свернул в сторону на бархан и закричал:
— Эй, дошли до места! Назад!
И замахал шапкой.
Дордепель, как услышал это, увидел шапку, мотнул головой, повернулся и полетел, как птица, на голос хозяина. Али-бек, разбойник, вцепился в луку седла, ни жив ни мертв. И товарищи его растерялись, не знают, что делать. Стоят на месте.
А Дордепель думал, что он на скачках, подскакал к крестьянам, дал один круг и остановился. Один парень схватил его под уздцы. Али-бек вытаращил глаза, натопорщил усищи, побелел, как не раз уже стиранная тряпка. Кто-то ударил его прикладом ружья по затылку. Он свалился с коня, и его связали.
А хозяин Дордепеля обнял своего красавца и заплакал от радости.
Иранцы сунулись было выручать Али-бека, но их обстреляли из ружей, да еще вдали показались какие-то всадники. Иранцы испугались и ускакали.
Узнал я об этом, как вернулся из плена, и захотелось мне посмотреть на Али-бека. Поехал я в Геок-Тепе к хозяину Дордепеля. Он хорошо меня встретил, расспросил, кто я, откуда родом, из какого племени, усадил меня в кибитке, поставил передо мной хлеб, сливки, кислое молоко. По тем временам это было самое лучшее угощение. Сейчас-то приедешь, сначала напоят тебя зеленым чаем, потом супом, пловом накормят. А вы, молодежь, и без вина не обходитесь. А тогда все это было только у ханов и беков.
Угостил он меня и говорит:
— Ну, пойдем, покажу тебе своего пленника.
Возле кибитки была у него небольшая мазанка. Он раньше хранил в ней седла, сбрую, лопаты, всякую всячину, а теперь в ней, распушив свои усищи, сидел в цепях Али-бек.
— Вот просится на волю, — сказал мне хозяин. — Говорит, что он бедный солдат и хан насильно послал его за Дордепелем, пригрозил повесить, если не поймает.
— Это он-то бедный солдат!.. — закричал я. — Да это отъявленный плут, командует у хана солдатами и только и делает, что грабит по дорогам и уводит в плен туркмен. Это большой негодяй! Ну, — спрашиваю, — узнаешь меня, Али-бек? Помнишь, как я сидел под навесом у твоего хана? А теперь ты сам сидишь, как дикая кошка в капкане. Разве хан послал тебя? Ты сам вызвался, хотел получить награду. Вот и получил!
А он опустил голову и ни слова не сказал.
Я уехал домой и после слышал, что жена и родные Али-бека уговорили хозяина Дордепеля обменять Алибека на пленного туркмена-геоктепинца. Тот отпустил злодея, но взял с него клятву, что он никогда больше не будет грабить туркмен.
У нас в колхозе в конюшне стоит потомок Дордепеля. Я тебе покажу потом.
Я после плена тоже обзавелся конем и оружием, купил сироту-жеребенка и вырастил хорошего коня. Иначе нельзя было. То и дело то ночью, то днем в крепости кричали глашатаи:
— Эй, на такую-то крепость напали иранцы! У них столько-то всадников! Скорей на помощь!
А не иранцы, так хивинцы. И уж тут нам никто не приказывал, сами знали, что делать, хватали оружие, садились на коней и скакали на помощь в соседнюю крепость. Таков уж был обычай наших дедов и прадедов. И если чей-нибудь конь оставался на приколе, — значит, хозяин его или только что помер, или помирает. Другой причины не могло быть.
И я участвовал в большом сражении в Карры-Кала, когда разгромили мы войско иранского шаха, потом в Янкале, в Мары, Анау, всего не вспомнишь теперь.