— Что случилось? — вцепился я в плечо Ниязмурада.
— Э, ничего!.. Оступился… — сказал он и плотно сжал губы.
Саяван геоктепинцев получил первый приз, а Улькер пришел к палатке, хромая на одну ногу.
Колхозники-безмеинцы, старые и малые, окружили его и молча смотрели с сожалением, досадой и грустью. Один Ниязмурад стоял в стороне, опираясь на палку. Это молчание угнетало, давило. Ниязмурад не выдержал и сказал:
— Чего это вы опустили головы? Как на похоронах… Конь-то жив, не умер. И он еще покажет себя. На нынешнем празднике шесть ваших коней взяли призы, и вы радовались, бросали вверх шапки. А теперь носы повесили. Кому это надо?
— Ниязмурад, — сказал один из колхозников, — да ведь досадно же, всегда брал призы…
— Знаю, что брал… Поскачешь и обгонишь, а может, и нет. Всяко бывает!
— Это его сглазили, — сказал старый колхозник. — Иначе он не споткнулся бы на ровном месте.
Ниязмурад усмехнулся.
— Никто его не сглазил. Надо лучше за конями ухаживать. Вот и все! И как бы там ни было, а наш Улькер проиграл. И в этом надо сознаться. И не век же ему брать призы! Надо радоваться, что на смену ему растут новые хорошие кони вроде Саявана.
Народ уже разошелся с ипподрома, а безмеинцы все еще теснились вокруг Улькера и то сожалели о неудаче, то бранили тренера, то высказывали надежду, что Улькер еще покажет Саявану. Наконец председатель колхоза Махтум Каибов, который все время молча сидел и курил, встал и сказал:
— Ну, довольно этих разговоров! Ниязмурад-ага верно говорит. Надо лучше ухаживать за конями. В этом все дело. Поехали домой!
Все встали и пошли к машинам. У палатки остались одни конюхи и кони.
Я посадил Ниязмурада в легковую машину и обеими руками крепко пожал его руку, не подозревая, что это мое прощание с простодушным, честным стариком будет последним.
Ниязмурад ушел из жизни. Хорошо, что я записал то, что могло бы уйти вместе с ним безвозвратно, — его рассказ о конях, о жизни нашего народа, о времени, давно отшумевшем. Все, что связано с народом, всегда драгоценно.
РАССКАЗЫ
Возвращение Сахи
Это было весной 1932 года в одном из аулов на берегу Амударьи.
Сапа, председатель колхоза "Коммуна", и бригадир Черкез возвращались вечером с поля. Молча, думая каждый о своем, они вошли в аул. Тяжелые сизые тучи уже закрыли большое багровое солнце и быстро заволакивали небо. Над аулом со звонким щебетом стремительно носились ласточки, во дворах беззаботно резвились ребятишки, а на карагачах и тутовых деревьях тревожно шелестела листва.
Неподалеку от правления колхоза Сапа и Черкез еще издали увидели рослого широкоплечего человека лет двадцати пяти в сером костюме и серой кепке. Он стоял возле двери правления и, запрокинув голову, смотрел на ласточек, на молнию, вспыхивающую далеко, где-то в косматых тучах.
— Кто-то приехал, — сказал Черкез.
— Ба, кто-то приехал, — сказал и Сапа, напряженно всматриваясь в приезжего человека.
А тот, услышав их шаги, повернулся к ним, замахал рукой, радостно крикнул: "Сапа! Черкез!" — и быстро пошел навстречу.
— Меред! — в один голос закричали Сапа и Черкез. — Какая дорога привела тебя к нам?..
Сапа, Черкез и Меред были большими друзьями. Они вместе росли, вместе учились в сельской школе, вместе батрачили у баев. А потом Меред уехал в Ашхабад и не был в ауле почти шесть лет. В Ашхабаде он окончил высшее учебное заведение, стал агрономом и вот приехал в колхоз в командировку.
Друзья обнялись, потом пытливо и радостно посмотрели друг на друга.
— Вот какой ты стал! — сказал Сапа. — А ведь мы тебя не узнали. Надолго к нам?
— Нет, ненадолго. Я, видишь ли, вот по какому делу…
— О делах потом, — перебил его Сапа. — Завтра поговорим. А сейчас идемте ко мне. Вспомним старину. Я рад, очень рад, что ты приехал!
И они втроем пошли по улице мимо старух и ребятишек, застывших на месте и посматривавших на них с любопытством.
— Как вырос аул! — сказал Меред. — Я не был здесь всего шесть лет, а как все изменилось!
— Да, — сказал Сапа, — после коллективизации народ повеселел, ожил. Строит себе новые дома, сады сажает. Я и то себе большой, хороший дом построил. Вот увидишь сейчас.
Налетел порывистый ветер, захлопал воротами, завыл в карагачах и сразу окутал аул пылью, как дымом.
Где-то недалеко за аулом молния золотым зигзагом с сухим треском ударила в землю. Гром, как пустая гигантская бочка, гулко покатился вдаль. Начал накрапывать крупный дождь.