— Ах, сын мой, поймешь, когда все потеряешь. Ведь у меня теперь ни кибитки, ни осла, ни одежды. Еле дотащил сюда тело с душой. Да ведь Сахи, брат твой, с нами пришел. Он же рассказывал тебе, как мы там жили?
Сапа сразу нахмурился и спросил:
— Кто еще будет работать из твоей семьи? Или ты один?
— Все будут, если найдется работа. Семья у меня большая, разве один прокормлю?
— Работа всем найдется, только бы не ленились. Ну как, примем? — спросил Сапа, обращаясь к бригадирам и членам правления.
— Конечно, примем, — сказал один из членов правления. — Он всю жизнь батрачил.
В это время в правление вошел Черкез, а следом за ним Сахи. Черкез сел за стол рядом с бригадирами, а Сахи робко присел возле двери и, опустив голову, стал нервно крутить в руках лист тутовника, который он сорвал по дороге в правление.
— Вот заявление Сахи, — сказал секретарь правления, передавая помятый клочок бумаги Сапа.
Сапа сдвинул брови и сказал:
— Вот он сам пришел. Полюбуйтесь на этого труса. Он испугался, как бы Амударья не пошла вспять, выпросил у голодной матери последнюю лепешку и удрал, бросил мать на произвол судьбы. А вот теперь он узнал, что такое афганский кнут, настегали его там, он и пришел сюда и хочет примазаться к нашему казану, чтоб набить себе брюхо. Судите сами, стоит ли принимать такого?
— Стоит, — сказал Черкез, порывисто встав со скамейки. — Он ушел от нас не потому, что был врагом советской власти. Он и понятия не имел, что такое советская власть. Ведь он же был безграмотным, забитым батраком. Его одурачили эти подлецы баи. Если мы приняли сегодня в колхоз таких же, как он, почему же нам не принять его? Дайте мне его в мою бригаду! Я дам ему участок, и вы увидите — он искупит свою вину честным трудом.
— Верно, верно говорит Черкез! — поддержали Черкеза бригадиры и члены правления. — Надо принять и Сахи!
И Сахи приняли в колхоз.
На другой день, когда багровое солнце чуть показалось над горизонтом, он уже усердно работал на отведенном ему участке.
Сахи вырос в поле с кетменем в руках и с детских лет не знал, что такое безделье. Он отлично умел обрабатывать хлопчатник, пахать, сеять ячмень и пшеницу. К тому же он был добросовестным, трудолюбивым работником. Потому-то бай, у которого он батрачил много лет, дорожил им и не пожалел языка, чтоб уговорить его уйти вместе с ним в Афганистан.
И вот Сахи обрабатывал теперь кусты разросшегося хлопчатника на земле, которая принадлежала когда-то чиновнику эмира бухарского Ярашу Токсобаю, а рядом с ней уходили вдаль земли бежавшего в Иран кази[44] Хаджи-ишана.
Под сильными взмахами кетменя вздрагивал и валился сочный сорняк. Сахи работал и боязливо озирался по сторонам. Когда-то народ и пройти боялся по земле Яраша Токсобая. Сахи отлично это помнил. И теперь ему казалось, что вот-вот откуда-нибудь выскочит есаул Яраша Токсобая, закричит во все горло: "Эй, свинья! Ты зачем сюда залез?" — и начнет стегать его плеткой.
Но было тихо. Солнце величественно поднималось над горизонтом. Из аула шел народ с кетменями и рассыпался по полю. И Сахи не верилось, что он на родной земле, по которой он так тосковал, что никто не кричит на него и не стегает плеткой.
А вдруг все это только снится ему? Проснется и окажется опять в этом страшном Афганистане…
— Нет, нет, это прошло! Это все прошло! — бормотал он и с удвоенной силой начинал рыхлить землю кетменем.
Красный выцветший платок, которым он повязал себе голову, и старая бязевая рубаха на нем уже потемнели от пота, а он работал без передышки и думал: "Какой же тут порядок?.. И что же такое колхоз?.. Кто тут главный хозяин? И как он будет платить — поденно или сдельно?"
Вопросы вставали один за другим и глубоко волновали Сахи. Потом мысли его унеслись вдаль, в Афганистан, к тому ужасу, который будто все еще стоял у него за спиной.
— Эй, Сахи! — послышался вдруг чей-то зычный голос.
Сахи вздрогнул и сразу обессилел, чуть не выронил кетмень из рук. Ему показалось, что это, размахивая плеткой, с перекошенным от злобы лицом, кричит его хозяин-бай, от которого он с таким трудом ушел из Афганистана.
Сахи оглянулся и увидел, что к нему сквозь заросли хлопчатника пробирается Черкез и весело улыбается.
— Добрый день, Сахи!
— Спасибо! Это ты, Черкез?