И Каджар-ага не поскупился на слова, так расписал эти жуткие развалины, что ребятам стало страшно. Им казалось — вот-вот кто-то выскочит из темноты, вцепится в спину, и они невольно подвинулись поближе к печке.
Баллы-Вара тоже придвинулся и, пугливо озираясь, спросил:
— И тебе не страшно там было сидеть ночью?
— А чего мне было бояться? В злых духов я не верил. И вы не верьте. Все это выдумка. Ну вот, я знал, что Сары Слепой поедет с мельницы непременно по этой дороге. Другой не было. Правда, была еще одна тропинка… Если бы Сары шел пешком, то он по ней бы пошел, а на осле по ней нельзя было проехать.
Вот я сижу и думаю: "Только бы он один ехал! А если вдвоем, втроем с кем-нибудь, то ничего у меня не получится".
Наступила темная ночь, ничего не видать, только звезды над головой блестят. В ауле все уже заснули, даже и собак не слышно. Тихо кругом. Сижу на углу на развалинах, жду Сары Слепого.
Вот проехал один человек — не Сары, через некоторое время другой проехал — опять не Сары. Потом через час слышу — едет, песню поет. Я сразу же узнал голос Сары. Когда ему удавалось своровать что-нибудь, он всегда пел песню. Народ, как услышит его голос, всегда говорил: "Ну, у Сары сегодня удача, с добычей, должно быть, идет". И тут он весело пел во все горло. Песня обрывалась — и слышно было, как он понукал осла: "Хых! Хых!" Но не слышно было, чтоб он с кем-нибудь разговаривал. Значит, один ехал, а мне только этого и надо было.
Я снял с себя халат, вывернул его наизнанку — изнанка была белая — и надел халат на крестовину с рогами.
Когда Сары стал приближаться к крепости, он перестал петь и даже осла не понукал. Видно, страшно ему стало, и я этому очень обрадовался.
Скоро в темноте, постукивая копытами, показался осел с мешком на спине, а за ним, озираясь по сторонам, шел Сары. Когда он подошел ко мне шагов на пятнадцать, я закричал диким, пронзительным голосом:
— Эге-гей!
— Гей-гей-гей! — со всех сторон таким же диким голосом закричало эхо.
Хитрый осел понял, что это человек кричит, и не испугался, все так же спокойно семенил по дороге.
Я поджег порох, вскочил и поднял над собой крестовину с рогами и в белом халате. Порох вспыхнул, осветил дымным светом рогатое страшилище, а я опять закричал страшным голосом:
— Сары Слепой!..
Сары начал было читать молитву "Бог один…", да сбился. Страх отшиб у него память. Он стал громко бормотать другую: "Слава богу…" А я кричу страшным голосом:
— Ты вор, ты плут и лжец!..
У Сары от страха и вторая молитва вылетела из головы.
— Да, да, истинно так, я вор и плут, — бормотал он.
А я еще грознее:
— Ты свинья, ты бесчестный человек! Ты украл пшеницу у Халмергена и на его же осле везешь муку с мельницы!
— Да, да, истинно, истинно так! — в ужасе приговаривал Сары.
— Если ты бросишь воровать, я сделаю так, что ты будешь богатым, а если не бросишь, то тебя и весь род твой сровняю с землей!
И тут же высыпал порох из второй спичечной коробки, поджег его и бросил горсть песку в абрикосовое дерево. Листва зашумела, вроде как сразу сильный ветер налетел.
Бедняга Сары от страха споткнулся и упал. Потом вскочил, приговаривая: "Истинно, истинно так!", и стал нахлестывать осла, чтоб скорее миновать это страшное место.
— Не бей осла! Все равно не убежишь от меня!.. Клянись, что не будешь воровать! — закричал я таким жутким голосом, что он опять споткнулся и упал.
Я снял с крестовины халат, крестовину бросил и кружным путем вышел на дорогу к аулу. По пути я видел, что осел по-прежнему шел спокойно. Он понимал, должно быть, что вспышка пороха, белый халат с рогами и внезапный шум листвы — все это пустяки и ничего страшного в этом нет. А бедняга Сары отстал от осла, и я его не видел.
Вот осел Халмергена один пришел в аул — и прямо к себе в стойло и стал жрать сено, какое еще не успели сжевать коровы, лежавшие тут же в стойле.
Коровам обидным показалось, что сено их ест осел, они поднялись и стали крутить рогами, чтоб прогнать осла. А осел повернулся к ним задом и давай лягаться.
В хлеве такой шум-гам пошел! Халмерген проснулся и закричал сыновьям:
— Эй, встаньте-ка да посмотрите, что там за шум! Уж не забрался ли к нам этот Сары-свинья?
Сыновья встали, вошли в хлев, а там осел дерется с коровами, на спине у него мешок с мукой, а Сары нет. Куда же он девался?
Пошли к нему, разбудили его мать, та забеспокоилась, уж не случилась ли с ним какая беда, и начала причитать.
Я в это время стоял неподалеку возле кибитки. Услышал причитания матери и подумал: "Что же это я наделал? Может быть, из-за меня теперь человек пропал! Ну, он вор, это верно, а все-таки не надо мне было путаться в это дело. А теперь у меня тяжелый грех на душе".