— Садись ешь, не жди отца!
Она вынула из котла и дала ему большую кость с мясом.
Карлы уже был сердит на Мурада за его "храбрый язык, и тут, войдя в кибитку, он грозно посмотрел на сына и сказал, обращаясь к Набат:
— Ты только посмотри на него! Он уже кость грызет, как голодный волк!
Мурад понял, что отец не в духе и будет бранить его за то, что он не в меру был разговорчив в кузнице, и, чтоб развеселить отца, сказал, улыбаясь:
— Отец, да ведь это верблюжья кость, не баранья.
— Ну что ж из того, что верблюжья? — так же грозно сказал Карлы.
Он сбросил с ног чарыки[7], прошел торопливо мимо затухавшего очага, снял разбитые очки, бережно завернул их в тряпочку и осторожно, как драгоценность протянул жене, чтоб она спрятала их в такое место, где они были бы в полной сохранности. Потом он сел у очага на старый палас, прямо в рабочем халате, пропитанном угольной пылью и гарью, пригладил густую, округлую, уже поседевшую бороду, посмотрел на сына и хотел что-то сказать, но Мурад опередил его и сказал с лукавой улыбкой:
— Отец, волки-то грызут бараньи кости. Разве они справятся с верблюжьей? А я вот грызу…
— Слышишь, Набат? — сказал Карлы, повернувшись к жене, хлопотавшей в глубине кибитки. — Мы гоняемся за хлебом, и мы пешие, а хлеб скачет перед нами верхом на коне, никак не догоним, а все оттого, что у него такой вот язык.
И он качнул головой в сторону Мурада. Он хотел рассказать жене, о чем болтал Мурад в кузнице, но Набат перебила его:
— Ах, Карлы, да разве он, или я, или ты виноваты в нашей бедности? Разве можно избежать того, что судьба написала у тебя на лбу?
— Это верно. Все от бога, — согласился Карлы и с раздражением бросил в сторону сына: — А все-таки, я думаю, и его язык виноват.
Это рассердило Мурада. Он покраснел и перестал грызть кость, положил ее перед собой в большую деревянную чашку.
Ветер усиливался, с шумом и свистом налетал на старую, потрепанную кибитку. Кибитка вздрагивала и качалась все больше и больше.
Карлы тревожно посматривал на раздувавшийся верх кибитки и, помолчав немного, сказал:
— Набат, нале'й им супу! Надо же пообедать!
Под словом "им" он Подразумевал своего старшего сына и невестку, которые жили рядом в убогой, тесной мазанке, и одновременно с помощью этого "им" он намекал жене, что не худо было бы и ему самому пообедать. Ведь он с утра ничего не ел.
— Да они уже накрошили хлеб в чанак[8] и вот принесли… — сказала Набат, торопливо налила суп в чанак с накрошенным хлебом и протянула Мураду:
— Отнеси-ка им…
Мурад взял окутанный паром чанак и вышел из кибитки.
А Набат взяла черпак и стала наливать суп из котла в другой чанак для мужа. Но как раз в это время с жутким воем налетел порывистый ветер, и верхняя часть кибитки затрещала.
Рука Набат с черпаком так и застыла над котлом в воздухе, а глаза расширились, и она испуганно забормотала:
— О, бог! О, Хайдар-баба!..[9] Пронесись, беда, промчись, беда!
Она бормотала эту молитву и не сводила глаз с тюнюка — купола кибитки, с черного неба, видневшегося сквозь дымовое отверстие. Карлы тоже встал и взглянул вверх.
На дворе шум высоких тополей, сливавшийся с шумом и воем ветра, напоминал грохот бурного моря, а войлок тюнюка мотался и хлопал над кибиткой, как сорванный ураганом парус на каюке.
Кибитка шаталась из стороны в сторону. Трещал весь ее остов сверху донизу. Набат застыла на месте от страха. Ей казалось, что ветер вот-вот схватит ее и унесет вместе с кибиткой.
Карлы выбежал за дверь и закричал в темноту:
— Мурад, скорей! Скорей тащи подпору!
Он кричал так дико, с таким отчаянием, что если бы ветер не заглушил его голос и если бы соседи сами не были заняты спасением своих кибиток, то они, наверное, прибежали бы на его крик.
Мурад как раз в это время вышел из лачуги брата, сразу же понял, что дело плохо, схватил толстую, длинную, неотесанную жердь и поволок в кибитку. В дверях ее подхватил Карлы, и они вдвоем быстро подперли верхушку кибитки, наклонив жердь в сторону ветра. Но это нисколько не помогло. Треск не утих, и неустойчивость кибитки не уменьшилась от этого, наоборот, — увеличилась. Толстая подпорка раскачивалась вместе с кибиткой.
— Беги скорей, Мурад, насыпь песку в чувалы! — крикнул Карлы и подумал: "Эх, если бы у нас в кибитке лежали мешки с мукой, нечего было бы бегать за песком!"
Мурад схватил лежавший у стены чувал, лопату и выбежал наружу. Набат спиной подперла остов кибитки, дрожавший под ударами ветра. Карлы тоже уперся в него обеими руками.