Вернулся в тот миг, когда его имя было скрыто за пеленой магии Каены. Ворованной магии. В тот миг, когда ни ему, ни его устоявшемуся миру ещё ничего, наверное, не грозило — хотя Шэрра не могла знать наверняка.
…Первый эльф всё-таки спрыгнул на землю. Неуклюже, пытаясь пародировать тех Вечных, что, иллюзией выстраивая в воздухе одним им видимые лестницы и переходы, перемещались по ветвям деревьев Златого Леса и большинство времени проводили вдали от сырой, холодной земли. Он, кажется, подвернул ногу, но, вытащив из ножен длинный кривоватый кинжал, тоже человеческой ковки, потому что эльфы не пользовались обычно подобным оружием, шагнул вперёд с поразительной уверенностью и упрямством.
Роларэна не заинтересовал паренёк. Он только посмотрел с любопытством на лезвие его, такое тусклое в темноте, и презрительно закатил глаза. Контрабанда от людей к эльфам — что могло быть хуже? Они давно уже перестали себя ценить, равно как с лёгкостью, с уверенностью позабыли о том, что было законами далёкого, потерянного прошлого. Теперь люди за баснословные суммы, выдаваемые гнилыми златыми листьями вместо полновесных монет, под границей оставляли и кинжалы, и некоторые продукты.
Каена не одобряла, но и не препятствовала. Ей, по общему счёту, как обычно, было абсолютно всё равно. Роларэн же, всё так же молча осуждая, не стал даже ничего делать.
— Не велено, — хрипловатым, тоже почти что человеческим голосом, если б не острые уши, можно было б и перепутать, промолвил эльф. — Границы Златого Леса заблокированы, без разрешения Её Величества…
— Ты полагаешь, что Её Величество может что-то мне запретить? — сухо спросил Рэн. — Мне? Я Вечный.
— Она королева, — дрожащим голосом отметил кто-то из кроны, но Златые Деревья всколыхнулись, и до ушей Вечного донёсся только тихий вскрик — сломал себе руку, ногу, может быть, даже свернул шею. Не то чтобы Роларэн был способен на сочувствие, не то чтобы его вообще заботило то, что там произошло…
— Она королева, да, — согласно кивнул Рэн. — Но никто из вас не осмелится остановить меня, если всё ещё желает жить. Лошадей!
Вновь задрожали кроны Златых Деревьев. По лесу пробежался странный ветерок — он словно знаменовал что-то страшное, но в тот же миг удивительное. Казалось, в один миг всё дышать перестало — и те эльфы, что спрятались, стражи границы, не способные выйти навстречу Вечному, и тот, что всё-таки осмелился к ним шагнуть. Всё застыло — всё, кроме Шэрры и Роларэна.
Она не могла не прижаться к нему всем телом — даже не от страха, а от того, что… Девушка не могла объяснить точно. Не могла подобрать правильные слова, достойно охарактеризовавшие бы обуявшее её чувство. Ей казалось, будто бы ничего того не случилось, не было ни Шэрры, той, первой, ни его дочери, которую Рэн так сильно надеялся воскресить. И Златого Леса, и Громадины Тони… Всё просто пошло так, как нужно. Но, один миг — и всё оборвалось, не успев и начаться, она вновь провалилась в тёмную пучину чужой боли. В то, что он так уверенно в себе запрятал.
— Если королева узнает, кого вы пытаетесь задержать, вы очень об этом пожалеете, — протянул ядовито Роларэн. Казалось, того чувства, что он выше всех остальных, было куда больше, чем осознанности.
— Вы можете пройти, — подошёл к ним наконец-то эльф, всё ещё сильно хромая. — Но ваша спутница…
— Это подарок Её Величеству, привезённый на заказ, — Роларэн повернулся к Шэрре, поднял её голову за подбородок, скользнул таким оценивающим взглядом, словно видел впервые в жизни. — Вы вправду полагаете, что моя спутница сегодня может остаться с кем-то другим?
Его руки так по-хозяйски скользнули по её спине… Шэрра всё никак не могла понять, играл ли Роларэн роль, ту самую, что ему столь успешно навязали, или это было исключительной правдой, разве что такой, что ей не хотелось бы в неё верить. Девушка не могла спросить — не имела права.
— Вы предлагаете мне идти пешком к королевскому дворцу?
Эльф промолчал. Вечный смотрел на него — долго, пристально, — а после протянул руку, словно собирался что-то дать, и юноша вскрикнул. Его тело словно переставало ему принадлежать — он видел, как иллюзия, заставляющая его самого верить в это, скользила по телу, превращая его в камень.
Там — это знали даже смертные, — под коркой волшебства, ещё оставались обыкновенные ноги, кости, мышцы… Но он больше не мог их увидеть. Он верил своим ощущениям, а Роларэн навязывал всё, что только взбредало ему в голову, от приятных ощущений, словно щекотали пером, до невыносимой, невообразимой даже боли. Эльф умирал — он смог только махнуть рукой своим товарищам, но Златые Деревья сковали их руки, столкнули их вниз.