Последний Вечный Златого Леса. Последний. Других у этих полумёртвых деревьев уже не будет.
Теперь она знала — теперь она чётко сознавала причины каждого из его действий. Вечные не предают. Он не солгал ей. Он сказал чистую правду.
Теперь она сама пойдёт до конца. Даже если ради этого потребуется умереть. Теперь она знает.
Вечные не предают.
— Не положено! — рявкнул страж, стоявший у двери, вытянувшийся, сжимающий в руках своё жалкое оружие. Второй промолчал — он, возвышающийся у второй створки, как для эльфа, был слишком крупен, и просто угрожающе взвесил в руке копьё, которым планировал, если понадобится, нанести удар. Ни в одном из них не было ни капельки верности, они не собирались стоять насмерть ради благодати Каены Первой, но всё же — стояли тут. Потому что, вероятно, выбора у них как такового и не было.
Роларэн не проронил ни слова. Стоило только копьям скреститься у него перед глазами — лишь вскинул руку, и двери раскрылись сами по себе.
Силовой волной швырнуло на пол тронного зала эльфов. Остроухие — теперь Шэрра могла оценить всё презрение, пылавшее в словах людей по отношению к смертным — пусть они об этом и не ведали, — представителям эльфийского рода. Остроухие — не эльфы, а жалкая пародия на них, то, что надо вытравить, будто бы паразита, выжечь.
Выжечь.
Она чувствовала, как Роларэн уверенно сжимал её запястье, как чеканно звучал его шаг. Она чувствовала его уверенность и его потустороннюю и в тот же момент такую невообразимо близкую боль.
Королева, застывшая в объятиях очередной своей жертвы — алтарь ли, или, может быть, тронный зал — разве это имело значение, где она из ритуальной чаши сделает глоток его силы и крови, где до дна изопьёт очередного несчастного.
Роларэн вновь вскинул руку — и мужчина, захрипев, сполз к ногам королевы. Тело его рассыпалось хлопьями пепла — и только ветер развеял их по воздуху.
— Каена, — равнодушно промолвил Роларэн. — Я ожидал от тебя большего. Они смертны. Их кровь гнила на вкус. Неужели ты не смогла отыскать ничего другого?
— Ты не кажешься мне сломленным, — она ступила на шаг ближе к ним. — но ты привёл девчонку. Принимать ли это, как признак твоего подчинения моей власти, Роларэн?
— Как признак признания равенства, Каена.
Он отпустил руку Шэрры — она чувствовала, как странное тепло отхлынуло от неё к мужчине, и быстро склонил голову в странном, совершенно не преисполненным почтения поклоне. Он не должен был вести себя так с самой королевой, и Каена об этом отлично знала, но не проронила ни единого слова против.
Может быть, она не могла найти в себе силы возразить.
Вечный казался просто кошмарным. На его фоне все остальные — Шэрра знала, что эльфов было много, но поразилась, увидев слуг, набившихся в тронный зал, явившихся на шум, — казались сломанными тонконогими куклами.
У Вечных была сильная кровь. Красивые, статные мужчины, привлекавшие даже человеческих женщин, разве что — слишком острые, угловатые, с тонкими длинными пальцами, способными творить иллюзию, сражающиеся до самого мига собственного падения.
От той сильной крови ничего и не осталось. Только жалкие, хрупкие смертные. А эльфийки, напротив, грубели.
— Она — это замечательный сюрприз, Роларэн, — прошептала Каена. — И я вправду безумно рада, что ты одумался.
— Я не одумался, — покачал головой Роларэн. — Я вернулся в свой дом.
Дом, в котором он был хозяином.
Каена долго смотрела на него — молчала, потому что не могла подобрать слова. Рэн не дополнял своё высказывание ни единым словом — будто бы так всё и остановилось, не в праве меняться ни на миг.
Она наконец-то улыбнулась. Улыбнулась как-то слабо, словно пыталась выдавить это счастье, запутавшееся где-то в груди, из себя, будто бы надеялась на то, что у неё ещё есть какой-нибудь шанс всё исправить.
Она стояла в пепле, но не заметила этого. Мелкие пылинки разлетались по всему тронному залу, рассветное солнце даже не пыталось прорваться сквозь густые туманы у стёкол, рычали Твари Туманные.
— Каена, — протянул Роларэн, делая шаг навстречу. — Не разочарована ли ты, моя дорогая? Или, может быть, тебе мешают твои бессмысленные слуги? Неужели ты не чувствуешь, как мало дают они тебе силы? Как слабо в тебе нынче играет моя кровь?
Она содрогнулась и подняла голову.
— Ты воскресила моё имя, — отметил Роларэн. — Что ж, вероятно, ты должна была осознавать, что теперь во мне нет раскола.