Шэрра промолчала. Только долго-долго смотрела на девушку, будто бы искала ответ на её вопрос — или на свой собственный, но доселе не прозвучавший. Конечно же, никакого ответа не было. Вообще ничего не было, кроме разительной, дикой пустоты, кроме холода и смерти в глазах Её Величества.
Шэрре хотелось бы таким образом о ней думать.
— Ваше Величество, — наконец-то прошептала она совсем-совсем тихо. — Как я рада вас видеть.
— И голос тот же, — задумчиво повторила Каена. — Прежде ты была другая. Как это получилось? Как ты смогла своровать всё то, что от неё осталось?
— Я — не воровка.
Она протянула руки, тоже сжимая ржавые прутья — и холод металла впился в кожу. Они были почти одного роста, схожей конституции — стройные, гибкие, настоящие эльфийки, а не те вспышки грубости, что затерялись в прочих. Каена, казалось, смотрела не на эту, живую Шэрру, заглядывала в глаза смертной супруги Роларэна. Пыталась что-то в её взгляде расшифровать.
— Ты тоже смертная, — выдохнула Каена. — Ты тоже такая, как и она.
Пальцы Шэрры скользнули по коже Каены. Она отступила — и мягко, нежно улыбнулась, словно сошла с ума, приветствуя собственного врага. Королева содрогнулась — но не проронила ни слова, то ли, может быть, что-то поняла, то ли просто не желала возражать.
Шэрра зажмурилась — откровенно пыталась не выдать ни единого звука. Каена смотрела на него почти с осуждением.
— Хороша, — вновь протянул эльф за спиной. Каена дёрнулась, обернулась, посмотрела на него, словно возвращалась на место.
— Мне просто хотелось, — прошептала Каена в ответ на улыбку, — чтобы меня хоть кто-то любил. Разве ты можешь это дать? Это ты. Ты виновата в том, что случилось.
— Это она виновата, — покачала головой Шэрра, отступая к стене. — Она виновата в том, что случилось. Даже если платить придётся мне и ему.
— Ты знаешь.
— Я поняла.
Каена кивнула. Хмуро перевела взгляд на эльфов.
— Принести палицы, — сухо промолвила она. — Немедленно.
— Ваше Величество, — один из стражников, прежде молчавший, подобострастно воззрился на неё. — Возможно, она будет наша до утра?
Женщина презрительно скривилась и положила руку на плечо мужчине. Она не использовала магию — но одного только прикосновения хватило для того, чтобы он задрожал и отпрянул от королевы.
— Трус, — подвела итог Каена. — Палицы. Немедленно. Вашим не может быть то, что заранее принадлежит другому.
Она повернулась к Шэрре — та уже дошла до стены и теперь из глубины, из темноты камеры смотрела на свою мучительницу. На то чудовище, в котором плескалось такое безмерное количество зла. Смотрела — и понимала, что ненависти в ней самой больше не было. Всё выгорело ещё в первый миг её возвращения. Она ненавидела её прежде. Хотела сбежать до того отчаянно, что не осталось больше ни следа, ни шага…
А теперь не могла испытать ничего плохого. Ни презрения, ни боли, ни злобы, ни единого оттенка негативных чувств — словно их и вовсе не существовало. Шэрре будто бы умудрилась выжечь на Пылающем Пути всё, что только могло толкать её к ненависти. К испугу.
— Ваше Величество…
Она перевела взгляд на эльфа. Всмотрелась в глаза — казалось, в ледяной зелени Каены отражалась вся его глупая, человеческая похоть.
— Палицы несёшь ты, — промолвила она. — Без перчаток. Ты, — она повернулась ко второму, — поможешь. Можешь себе взять.
Эльф побледнел — его прежде пусть белая, но всё же какая-то живая кожа сейчас казалась присыпанной пылью. Он отступил на несколько шагов, просипел какие-то глупые слова извинения, но королева даже не содрогнулась, не заметила мольбы во взгляде. Она проводила его таким равнодушным взглядом, что от этого становилось не по себе — и потом только повернулась к Шэрре вновь.
— Ты умрёшь сегодня. Никто не в праве забирать его у меня.
Шэрра промолчала. Она знала, что право у неё было. Знала, что Роларэн мог не причинить Каене никакого вреда, а мог убить — и всё зависело сейчас исключительно от его решения. Но её теперь это не волновало.
Пытки королевы может пережить разве что Вечный. Вечный с волей к жизни, с причинами не умереть.
Были ли у Шэрры причины?
Были. Она знала, что да. Знала, что там, далеко-далеко, её ждал мужчина, которого она… не любила, нет. Она ему задолжала. Задолжала настолько, что вынуждена была перенести каждую пытку Её Величества, что только взбредёт королеве в голову, беспрекословно, без единого кривого слова, без единого холодного возражения. Не просто вынуждена — она сделает это, если будет надо. Сцепит зубы, смолчит, не станет ни шипеть, ни пытаться противиться — словно в этом был хоть какой-то смысл!