Один из эльфов упал — не выдержал отчаянного жара пытки. Обнажённой кожи шеи коснулась палица, смертельный приговор.
Она ещё дышала. Опустила голову, зная, что это не поможет, смотрела в пол — наблюдала, как с её же тела стекали капельки крови.
Шэрра знала, даже лучше, чем должна, что нынче думала Каена. Зачем было переходить дорогу? Спряталась бы. Не возвращалась.
Она склонилась к ней, подняла голову за подбородок, и по запястьям стекали капли алой крови.
— Сколько же в тебе жизни, смертная? — прошептала Каена.
— На целую Вечность, — хрипло рассмеялась Шэрра, жмурясь — будто бы ей в глаза лился невообразимо яркий, такой безумный, такой сильный свет.
Каена отпрянула. Ей вдруг будто бы стало больно — она подала ещё один знак.
Она раз за разом приказывала наносить удары — пока от крови пол не превратился в бордовый ковёр, такой скользкий наощупь…
Эльфы отступили. Она для них всё ещё была красива — окатили водой из ведра, и ран, казалось, было не так уж и много. Спутавшиеся волосы, спадавшие на плечи, обрамлявшие опущенное лицо красивым венком, будто бы послужившие рамой для картины пыток.
Хриплое дыхание, смешанное с кровью, тоже в определённую награду — они прислушивались к тому, как затихала, умирая, Шэрра.
Они прислушивались и впитывали её смерть.
Каена отступила.
Ей казалось, что это будет просто. Уничтожить ту, что посмела встать на её пути. Просто прижать палицу к её сердцу. Просто позволить ей умереть — истечь кровью или сойти с ума от боли.
Но каждый удар отражался в ней самой. Почему Роларэн каждый раз возвращался к прошлому? Почему?
— Теперь она наша? — привычно спросил один из стражей.
Второго они давно уже швырнули к Тварям. Того, что не перенёс пытки чужой эльфийки — того, что не сумел удержать даже такую слабую палицу, такую слабую душу в руках.
Ещё один теперь вооружился щипцами, пытался поднять палицы, тяжело дышал, опасаясь, что хотя бы одна коснётся к нему.
— Оставьте это здесь, — приказала Каена. — Они больше никому не пригодятся.
— А тело?
Шэрра уже не дышала. Каена была готова поклясться в этом — но она всё ещё чувствовала на себе пронзительный взгляд карих глаз, что будто бы прорезали, пытались пронзить её насквозь своим поразительным холодом.
Она чувствовала, как осуждающе родители в памяти качали головой.
Мать — всегда болезненная, всегда смертная, — смерила её таким взглядом, словно… Пыталась отречься. Уродка. Зачем только спасли? Зачем?
Отец коснулся волос. Поцеловал в лоб — оставил вечное клеймо, — и она подняла голову, заглядывая в родные глаза. Единственный, кого она когда-либо любила. Единственный, за которого была готова отдать всё на свете.
— Ваше Величество, а тело?
Каена вышла из камеры — стражи у неё хватало. Это ведь просто смертные.
Тело.
Они просто хотели мёртвую девушку — она ведь достаточно похожа на красавицу даже сейчас, со множеством ран на покойном теле, на пепле без души? Они — испорченные существа, гадкие, пропахнувшие этой смертью. Для неё самой это испытание — что она посмеет ответить?
Они шагнули следом за нею к выходу, но Каена захлопнула двери пыточной, решётчатые, пропускающие свет снаружи. Покачала головой.
— Ради тебя, папа, — прошептала она. — Ради тебя.
В пыточной потемнело. Ветер задул все свечи, которые принесли для королевы — и для палачей, что не могли увидеть в темноте дальше своего носа. Откуда здесь взяться ветру?
Каена смотрела на мёртвую девушку, обвисшую на цепях. Смотрела, как внизу кровь обагрила камни, как растекалась по всему свету.
Как из клетки с Тварями выползали осколки туманов.
— Ради тебя, — повторила она. — Ведь ты хочешь, чтобы я так поступила.
Она видела, как один из эльфов подошёл во мраке к покойной эльфийке, поднял её голову — вероятно, пытаясь оценить полученное, — и что-то ошеломлённо выдохнул. Но Каена не хотела разбирать слова — и стоило ли? В любом случае, они не могли проронить ни единой разумной мысли, даже случайно.
Её отец не хотел бы, чтобы кто-то притронулся к телу покойницы. Мёртвым уже всё равно, а живые оставляют пятна. И пятен в последнее время слишком много.
У этой девочки даже не было Златого Дерева.
Подделка — не эльф.
Шэрра. Так же, как и звали Её. Ту, что разрушила всю её кособоко счастливую, красивую жизнь, такую нежную, такую мягкую молодость раскрошила одним ударом своего приказа.
Юродивая. Исцелённая Вечной кровью.
Но ни одна кровь не даровала ей силы. Ни одна — кроме крови её отца. Ни одна — кроме алых капель, отданных им добровольно.