Фирхан видел однажды человека с таким израненным сердцем. Или не человека. И не хотел с ним прощаться. Но тот отдал за него жизнь, единственный эльф, достойный того, чтобы дальше существовать счастливо и долго. Наверное, сам руководитель Академии до сих пор так и не смирился с этим.
Он дождался конца ужина — ждал, что кто-то всё-таки сорвётся, но тишина не прервалась ни на миг. Махнул рукой, всё в той же немоте, чтобы словами не разбивать временное перемирие, и ученики поднялись, как один, и двинулись к выходу. Казалось, смирение в их взглядах превышало все границы возможного, но оно было таким деланным и искусственным, что Фирхану хотелось попросту рассмеяться. Но слишком уж это было больно — и слишком дико, — чтобы ранить лучшие чувства своих же учеников. Даже если это просто ненависть, она, по крайней мере, чиста, а не испорчена и измучена, как та, что бьётся в сердце Её Величества Каены.
Ученики Академии побрели медленно к выходу, один за другим. Сначала — самые младшие, те самые, дикие, потом — старшие, те, кто давно уже в смирении и желании бороться с Врагом позабыл о мелких сражениях между собой. Они познавали искусство волшебства и смерти изнутри — младших же ещё надо было сломать, чтобы потом из мелкой крошки, в которую рассыплются их кости, собрать нечто цельное и истинное, а самое главное, дееспособное. Воина. Того, кто и вправду возьмёт меч в руки или вооружится пылающими искрами собственной магии — самое главное, что выступит против эльфийского государства и не позволит Каене и её подданным ступить к людям и отравить ещё и их мир.
…Когда не осталось больше никого из учащихся, поднялись и преподаватели. Последними, как всегда, выходили Миро и Мастер — и Фирхан, не удержавшись, остановил мага всё тем же взмахом руки.
Миро тоже остановился и ревностно покосился на своего первого учителя, но тот лишь отрицательно покачал головой. Мечник скривился, сдержал клокочущее в груди шипение, низко поклонился — так было положено, — и ушёл. Будь он учеником, подобное своеволие, столь дерзкий взгляд ему бы точно не простили. Сам бы себе не простил. Но он давно уже среди тех, кто учит, а не среди тех, кем повелевают. Даже если и не способен пока что принимать самые радикальные решения в собственной жизни.
— Что происходит? — Фирхан не стал подбирать слова. Он смотрел на Мастера прямо; тот, словно понимая, что прятать взгляд от главы Академии глупо, снял наконец-то с головы капюшон мантии. Его лицо, покрытое мелкими и крупными шрамами, казалось таким спокойным… Равнодушие сияло ярче любой звезды на небе.
— Учебный процесс.
— Раньше вы делили учеников пополам, — отметил Фирхан. — В этом наборе ты позволил Миро вызвать их самому. Всех до единого. Ты принял это решение, когда их увидел — почему?
— Потому что я чувствую. И моё чувство может поставить меня перед выбором. Они одинаковы по форме, но отличаются на цвет — независимо выберет только слепой. Миро таков и есть. Почему же тогда мне надо вмешиваться в процесс игры фортуны? Пусть удача следует за каждым и сыграет на стороне кого-то из них, но я не хочу мешать ей.
Фирхан нахмурился.
— Сколько я старше тебя? И почему же всё время чувствую себя словно ребёнком рядом с мудрым вечножителем?
— Вечны только эльфы, — покачал головой Мастер. — Мне не хотелось бы быть эльфом. Даже в самом страшном сне…
— Потому что эльфы — зло? Не хотелось бы запятнать собственную репутацию связью с ними? Или есть ещё какая-то причина?
— Фирхан… — рассмеялся мужчина. — Может быть, вы и правы. Вы вправду рядом со мной — ребёнок, который до сих пор верит в наивные идеалы. Вы тоже слепы, вы не читаете того, что есть в их глазах. Мне хотелось бы спасти тех, кого вы впустили сюда. Мне хотелось бы их не выбрать и позволить уйти из Академии ни с чем. Потому, зная, что выберу тех и разломаю их жизнь или выберу иных и отпущу людей с даром, я не хочу в этом участвовать. Пусть уж лучше это делали вы, а не я или Миро. Может быть, выглядело бы объективнее, чем сейчас. Я дам им то, что смогу дать, но по силам ли мне удержать учеников в узде? Нет. Потому — я буду защищаться, если они нападут, и я убью, если ко мне придут убивать. Будь то кто угодно из них.
— И всё же, — возразил Фирхан, — всё не так. Ты прежде не отрекался от выбора.
— Мне не хотелось решать судьбу того, кто кажется мне знакомым, — сухо отозвался Мастер. — А теперь, позвольте, я удалюсь.
— И кто же кажется тебе знакомым?
Мужчина не ответил. Фирхан вновь остановил его коротким повелительственным жестом — и тут же понял, до чего же неуместными казались все его приказы и движения.