Каена широко улыбнулась. Почти по-детски, лишь бы только черты лица не искажали бесконечные убийства. Рука у неё задрожала, и пламя свечи взметнулось к прядям медных волос.
— Чтобы меня выгнать, — прошептала она, — тебе придётся понять, кто из всех них — я, — губы шевелились одновременно, и гул распространялся по всей комнате. Королеве хотелось сделать шаг вперёд, хотелось впиться в его губы последним поцелуем, но это было бы не то. Тогда он с лёгкостью разгадал бы её загадку и не позволил бы больше загадать что-нибудь в этом роде. А она — нет, она была совсем не согласна с таким вариантом действий. Она хотела получить своё.
Она получит.
Роларэн рассмеялся. Дико, будто бы сумасшедший, и глаза его при свете свечи полыхали точно так же. Магия окружила ореолом, и он, казалось, разрушал скопившиеся вокруг туманы. Ещё мгновение — и прорвётся сквозь линию подделок королевы и выпадет в окно. Туда, где его тоже ждёт одна только женщина.
— Ты думаешь, я не могу найти тебя среди дыма? — прошептал Роларэн. — Думаешь, я не могу определить, кто ты из всех этих теней?
Он шагнул вперёд — и сжал руку из плоти и крови. Не ошибся. Не промахнулся. Вырвал из её пальцев свечу — и она воском стекла к его ногам. Словно вода. Словно ладони Рэна были такими горячими, что могли расплавить всё, что угодно.
Каена знала: они могли превратить в лаву её собственное каменное сердце. Но он не хотел. Он всегда отступал, когда она пыталась подойти ближе. Он всегда перерезал линию, когда она пыталась собрать её по кусочкам.
— Вон, — прошептал мужчина. — Вон из моих покоев, Ваше Величество. И, надеюсь, вы не ждёте, что завтра я буду вытаскивать покойника из ваших палат.
— У меня на это, — прошипела она, — есть моя новая придворная дама.
И, вырвав руку из его цепких пальцев, Каена гордо удалилась прочь.
Рэн дождался, пока за нею закроется дверь — и только тогда рухнул на колени. С его губ самовольно сорвался смех. Он думал — как раз пришло время рыдать, но сил на это не было. У него впереди и позади две бесконечные полувечности, и первую из них он предпочитал не вспоминать.
Королева оставила по себе тонкий шлейф аромата, этот дикий, полубезумный запах крови. Роларэн вдыхал его, будто бы тот яд; он открыл окно, но не помогало. Он чувствовал, как окутывает его чужая смерть. Чувствовал, как впивается пальцами в сердце и отчаянно пытается его вырвать.
Можно было и вправду выпрыгнуть в окно. Но он знал, что против Вечности не помогут травмы. А против Каены не поможет смерть.
Если бы он мог решиться…
Если бы он мог собрать лучшее из двух своих лик воедино — может быть, тогда… но пока что это казалось недоступным. Пока что он мог только выдыхать ночной воздух с привкусом крови на губах и чувствовать, как всё медленнее и медленнее бьётся уставшее, измученное сердце.
Год 120 правления Каены Первой
Ученики смотрели на него с тем же смешением злобы и предельной преданности. Мастеру было смешно; ещё несколько недель Громадина Тони многое отдал бы за то, чтобы узнать, какого цвета у его учителя кровь. А сейчас, закаляя собственное сердце его короткими, но меткими уроками, вдруг стал понимать, что здесь ему желали только добра. Возможно, добра странного, очень своеобразного и дикого, но — добра.
Мастер не мог похвалиться такими чувствами в собственной душе. Ему, на деле, было абсолютно всё равно, насколько успешным окажется путь его учеников. Но он знал, что боль и ненависть выкует из них воинов скорее, чем улыбки и сладкие речи. Даже быстрее, чем сделает это меч Миро. Предательство — та ещё наука, но сила, чужое влияние и мощь, сосредоточенная в одних руках, не могла заставить их остановиться. Она подталкивала, подстёгивала, заставляла действовать и двигаться вперёд. Именно потому Мастер был незаменим. Именно потому в тот миг, когда он переступил порог Академии, всё так изменилось — из холодных стен этого места пропала жалость, а вместе с нею остатки доброты, на которую ученики ещё были способны.
Они разбились на пары. По наитию. По привычке. Мастер никогда не разбивал своих на двойки, тройки, даже на десятки. Это было скучно. Все скопом, одновременно, без капли благородства.
— Почему вы стоите по двое? — спросил он без оттенка раздражения или осуждения в голосе, просто констатируя немного недовольно этот факт.
— Мы на практических занятиях всегда парами, Мастер, — отметил Громадина Тони.
— Почему Рэ один?
— Потому что господин Миро не подобрал ему пару. Нас нечётное количество, Мастер.