Она содрогнулась. На мгновение лицо её превратилось в восковую маску, а во взгляде отразилось что-то красное, кровавое. Она почти решилась распрощаться с собственной одержимостью. Она почти ушла гордо, хлопнув дверью за своей спиной.
— Помни, Роларэн, от церемонии завтра тебе никуда не деться, — выдохнула она наконец, поставив жирную запятую в разговоре — будто бы он не знал, что так и будет. Каена давно потерялась в своих реальностях. И ей нельзя было доверять что-то большее, чем пару секунд жизни. Но и этого оказалось слишком много.
Сияли костры. Церемония Возложения начиналась с первыми ударами в огромный набат — и тысячи эльфов падали на колени перед своей королевой, склоняясь перед её величием. Перед её жутким умением убивать.
Вечная Вдова была — как и каждый день своей жизни, — непередаваемо красива. Её чёрное платье струилось волнами по прекрасному телу, а зелёные глаза сияли, будто бы изумруды. И волосы — как последние листья Златого дерева, в честь которого она была названа.
Каениэль — первое дерево Златого Леса. Древо, давшее ей её имя. Древо, последний лист которого вспыхнул пламенем и сгорел в пламени её жестокости.
Она прижала палец к губам, призывая к тишине, запрокинула голову — и раскинула руки, призывая небеса к ответу. За то, что они позволили их Королю умереть. За то, что Нить оборвалась, а Вечные умерли — один за другим, от её руки или от руки тех, кого она очаровала.
Небо не заставило себя ждать. Молния разрезала тёмные, холодные облака одной сплошной белой линией, не дав им рассмотреть ни поворотов, ни изгибов. Одним коротким ударом она могла закончить страдания великого, но падшего народа; одним коротким ударом рухнула к ногам королевы, подчиняясь ей, как и сотню лет до этого.
Её Величество — сильна. Её Величество — всемогуща. Чары подтверждали это — и эльфы тихими, срывающимися голосами завели прекрасную песнь, открывавшую самый страшный день этого года.
— Подданные мои, — она смотрела на них — на всех одновременно и на каждого как-то иначе. — Мои верные эльфы… Сегодня кровь братьев и сестёр наших окропит земли Златого Леса. Сегодня мы поднесём воздаяние умершим Вечным и их бессмертному Королю.
Толпа поднялась — беззвучно, как умеют только эльфы. Среди всеобщего человеческого грома — будто бы глоток свежего воздуха, давно мёртвый, но всё ещё дарующий призрачную надежду…
Она стояла на помосте — лицом к Пылающему Пути. Дорога покаяния, дорога, по которой пройдёт первая жертва Златой Охоты.
Взяла в руки ритуальную чашу, провела ею по своему запястью — тонкая струйка крови потекла по золотым граням. Вскинула голову, всматриваясь в простирающуюся перед нею пустоту, пытаясь заглянуть в глаза тому, чьей крови желала испить.
Конечно, он. Если кто-либо и имеет право сопровождать королеву в этом ритуале, открывающим жертовную Златую Охоту, то только Вечный.
Он остановился рядом с нею — и она тоже предложила ему чашу, сверкающую оттенками упокоившихся листьев.
— Пусть твоя кровь смочит губы страждущим, — прошептала она.
— Пусть моя кровь, — Роларэн выпрямился, занося над запястьем кинжал, — смочит губы Вечным по ту сторону Огня.
Он резанул по запястью без жалости — и алые капли упали на угли, зашипели и превратились в пар. А после — то ли выхватил, то ли осторожно взял кубок из её рук, и её кровь тоже вспыхнула на Пылающем Пути, словно освещая чужую дорогу.
Они отступили от дороги — безмерно длинной, извивающейся между обрубками Златых Деревьев, что когда-то пылали страшными огнями. Извивались, умирая — одно за другим, как складывали свои головы Вечные.
Королева не сказала ни слова. Только подала короткий знак — и стражи-эльфы, необычайно высокие и довольно крепкие, как для лесного народа, вытолкнули вперёд кого-то. Сорвали мешок с его головы, открывая толпе лицо мальчишки лет двенадцати-тринадцати. Его узкая, детская ещё спина была покрыта тонкими полосами царапин, а губы дрожали — словно боялся разрыдаться, пытался сдержать слёзы, подкатившие к горлу, но не мог, — и руки были заломлены за спиной и связаны крепкими верёвками, сплетёнными из тончайшей паутины, собранной на ветвях Златых деревьев.
Но не на это смотрели эльфы.
Его уши — круглые.
Человек.
Толпа ахнула в один голос, подражая велению Каены. Но она только расправила плечи, царственно улыбаясь. Бросила на Роларэна короткий, подобный секундной слабости взгляд, а после заговорила, не позволяя себе больше ни минуты молчания:
— Этот мальчишка посмел осквернить своим присутствием Златой Лес за день до начала Охоты. Он и станет первой жертвой. Он будет тем, кто пройдёт по углям Пылающего Пути от великого королевского дворца и первого Дерева, — толпа не реагировала, словно не знала, что Каениэль давно уже — пепел, — и помчится к святой границе нашего государства. Он — и ряды эльфов, несчастьем или благодатью которых будет сегодняшняя Златая Ночь!