- Но не каждый добежит до границы, - продолжила Каена. - Сегодня, - она прищурилась, - Охотники покажут, кто из вас и вправду достоин уйти из Златого Леса. Много лет подряд все вы проигрывали - только потому, что королева не может выпустить подобных существ за границы своего правления. Пусть те, кого я сама не сумела должным образом воспитать, не порочат там светлое имя Златого Леса! Охотники, подойдите к своим жертвам. Поставьте им метки. Охотники - вперёд!
Она застыла. С невообразимым удовольствием наблюдала за тем, как дёргались жертвы, когда полоски неразрываемой ткани ложились им на глаза, связывали за спиною запястья. Она упивалась этой картинкой - тем, как в бесконечную беспомощность падали эти глупые и наивные эльфы. Ей бы хотелось увидеть каждый миг их смерти. Это, несомненно, жестоко - но разве к ней самой не были жестокими? Когда называли чудовищем, когда выдавали замуж за эльфийского короля? Чем она так провинилась?
Они сами приняли решение. Они сами подписали себе эти приговоры, такие простые, такие быстрые, одним только лёгким росчерком пера. Она лишь сумела их обнародовать.
Но взгляд соскальзывал с других жертв. Каена быстро нашла в толпе Вечного - и Шэрру. И сжала руками поручни, так сильно, что и без того белые руки стали и вовсе снежного, холодного оттенка. Она едва сдержала злое шипение - раздражённое и холодное, словно от этого кому-то могло стать легче. Словно ей самой это принесло бы хоть маленькую капельку свободы. Нет! Пусть делает, что взбредёт ему в голову. Всё равно девчонка сегодня умрёт.
Она не задрожала. Она не вывернулась из рук Вечного и не зарыдала, когда он одёрнул бы её, заставляя вернуться на место. Она смело подставила руки под тяжёлые путы, дождалась, пока глаза её закроет повязка.
Каена не могла услышать, что прошептал Роларэн ей на ухо, но готова была поклясться, что его дыхание, холодное, как и у каждого Вечного, что устал жить, обожгло девичью кожу. А ещё - он так бережно поправил её волосы, заплёл быстрыми движениями косу, чтобы пряди не попадали в узлы повязки на глазах. Тихо усмехнулся и что-то вновь пообещал.
Королева знала, что это было представление - лично для неё. Что он издевался, пользуясь столь доступным материалом, как эта молоденькая эльфийка. Но, тем не менее, сдержать раздражение, унять сердце, что колотилось, как безумное, в груди у Каены не получалось. Ей хотелось казнить девушку уже с первого шага - но она сама обезопасила её, швыряя в пучину Охоты. Обезопасила от себя - но вряд ли она переживёт этот вечер.
Она присмотрелась. По ткани пробежались волною искры. Магия? Неужели и вправду магия? Но нет. Роларэн не солгал - девушка была совершенно пуста. У неё нет Златого Дерева. А Златое Дерево - это единственное, что может содержать волшебство. Каена перенесла своё в собственное тело, не давая ему стареть, для того и сожгла Каениэль. Но эта... Она не вечная. Она - не дитя Вечных. Она никто. Безымянная. Откуда у неё могло взяться волшебство?
Королева покачала головой. Это не имело значения. Охотник всё равно не позволит себе умереть. А если этого не сделает Роларэн, то другие всегда хотели немного отличиться в глазах своей повелительницы. Они с огромным удовольствием закончат то, что только что она начала.
Каена широко улыбнулась народу. Последние туманы потеряли остатки тёплых оттенков в своих осколках. и только холодные, дымчатые хвосты громадных туч ещё светились солнцем, которое столько лет прятали от Златого Леса.
Королева вскинула руки к небесам, бормоча древнее заклинание. Молитву, что должна была для одного эльфа раскрыть границы - и выпустить его сегодня до полуночи. Оставалось всего несколько часов, прежде чем вновь сомкнутся невидимые врата, открыть которое сможет только разрешение самой Каены.
Всего несколько часов, прежде чем Рэн сможет самовольно, как Вечный, уйти. Но к тому времени, чтобы это сделать, он должен совершить хотя бы одно убийство.
На шеях жертв вспыхнули яркие знаки. Заполыхали - и угасли тонкими чёрными линиями. Скоро сойдёт - но разве они дождутся того мгновения, когда магические чернила начнут таять? Нет. Для этого понадобится время - несколько дней, и на живой коже яркие узоры вдруг тускнеют, бледнеют, а за несколько лет выгорают в серый. Глупости, и то верно, но...
Она показывала - всё по-настоящему.
Раньше первая жертва проходила по Пылающему Пути. Ловила на свою спину все удары. Но сейчас они отказались от этой традиции - скучно забрасывать мертвеца камнями. Может быть, Каена вытолкнула бы на горящие камни Шэрру, но она слишком боялась разочароваться.
- Златая Охота, - провозгласила она, и Граница задрожала, впитывая в себя могущественную королевскую магию, - оглашается открытой!
Её повстречал громкий испуганный, не торжественный совершенно крик. Люди были готовы повстречать смерть каждого в этом лесу.
Даже если и не увидят это собственными глазами.
Плотнее сомкнулись повязки на руках и на глазах. Ярче вспыхнули метки, обозначающие имена охотников на древнеэльфийском, на шеях. "Роларэн" на коже у Шэрры пылало особенно ярко. Словно там и место этой руне.
Каена усмехнулась.
Смерть оглашалась открытой.
***
Год 120 правления Каены Первой
На следующее занятие к Мастеру не пришёл никто.
Хотя, впрочем, почему? Когда он переступил порог зала, то увидел своего ученика - Рэ и вправду пришёл. Остальные то ли побоялись, то ли подумали, что их ждало какое-то наказание. И Мастер уже знал, что наказывать действительно было за что. Парень походил на окровавленную сломленную куклу - лицо его было теперь украшено яркими, даже слишком, синяками. Губа рассечена, и глаза вот подпухли. Тем не менее, со стороны всё казалось каким-то искусственным. Мужчина усмехнулся - он давно уже догадывался, а Рэ предоставил дополнительные доказательства. Но это всё равно не имело никакого значения - никто на свете не в праве подобным образом обращаться с человеком.
- Все вместе? - равнодушно спросил он, без капли жалости в голосе. Мастеру жалость была чуждой, он давно уже привык к злу и холоду в голосе. От этого жить становилось как-то легче; мужчина же избавлялся от всего, что могло усложнить его и без того не самое лучшее существование.
- Половина, - пожал плечами Рэ так равнодушно, словно с ним ничего на самом деле и не случилось. Преподаватель только хмыкнул, но спорить не стал.
- И где же они? Что первая половина, что вторая? Почему не явились?
Рэ мог ответить "не знаю" или "протестуют". Тем не менее, предпочёл правдивое "испугались". Оправданий для них у него не было; обвинений отчего-то тоже. Ни простить, ни задержать на несколько минут в собственном сердце. Мастер даже невольно вскинул голову, словно проверяя, вправду ли юноша так легко и так просто отпустил их преступление. Подобное в Академии случалось, но заканчивалось обычно летальным исходом - и наказанием, вплоть до изгнания или даже казни, для тех, кто провинился. Но Рэ не просто не мог назвать имена, не из-за страха молчал, а потому, что ему не хотелось всматриваться в прошлое.
- Ты обращался к лекарям? - спросил Мастер, прищурившись. Казалось, шрамы его побледнели на какой-то миг, почти пропали, но после вновь проявились.
- Я спешил на занятие, - Рэ отрицательно покачал головой, явно демонстрируя, что о лекаре он даже и не задумался. Мастер скривился.
Только эльф может поймать в лесу эльфа.
Только эльф может посмотреть сквозь эльфийскую иллюзию.
Только эльф старого времени, стоит уточнить. Мастер знал разницу между всемогущими Вечными и тем, что осталось от эльфийского государства нынче. И это его совершенно не радовало - те осколки, огрызки. Их мог бы победить даже ученик Академии - а вот встречи с бессмертными воинами, увы, уже покойными, не пережить никому, и Фирхану в том числе, что уж говорить о стае юнцов, готовых на всё ради прозрачной, бессмысленной цели. Они вряд ли даже до конца понимали, что такое эльфы, если с такой лёгкостью и в таком количестве приходили на порог Академии, способной в один миг подвести всех своих выпускников к самоубийству - сражению с истинными, как они презрительно выражаются, остроухими.