Тони стало гадко от самого себя. Шэрра превращалась в размытое пятно перед глазами - и вдруг рухнула с тихим вскриком.
По её руке скользнуло ядовитой палкой.
Тони зажмурился. Он не хотел на это смотреть. Он боялся её хоронить. Он схватил зайца за белые уши помчался прочь, всё дальше и дальше, лишь бы только ничего не видеть, не наблюдать за погребением. Громадине хотелось верить в то, что Рэн похоронит девушку с честью. Она ведь и ему была дорога.
...Перед глазами у Шэрры мир шёл пятнами. Она слышала тяжёлое дыхание, слышала, как сотрясалась земля - убегал Тони. Он вернётся. Он вернётся бесцельно, всё с тем же мечом за плечами, будто бы неприкаянное животное, будто собака, которую хозяин бьёт, она всё приходит и приходит.
Руку невыносимо жгло. Но она всё ещё была жива, если чувствовала эту боль. Если пришла в себя.
Человек бы первым делом спросил, попал ли он в подземелья, где его будут мучить целую вечность, или, может быть, вознёсся на небеса, чтобы оттуда наблюдать за миром и позволять бесконечному счастью одолевать его. Но Шэрра не была человеком, она - эльфийка, а эльфы знают, что после смерти уже ничего не бывает. Потому, раз уж она проснулась, она всё ещё дышала, всё ещё имела шанс пережить и ту встречу с Каеной.
Роларэн сидел рядом. Она лежала не на холодной траве, а на его разостланном по земле плаще, и мягкий мех, пушистый даже, вдруг напомнил о Твари Туманной. Равенна больше напоминала кошку. Бедная, прелестная Тварь, и Каена, её вечная мучительница...
Не вечная. Грех именовать Вечным то, что просто оным притворяется.
- Всего тридцать пять минут, - отметил Роларэн, глядя на неё.
- Тридцать пять минут?
- Ты была без сознания. Я однажды испытывал на ещё одном бежавшем эльфе, тоже с магией - правда, это было много лет назад, и палица у меня была другая, но в Каене яда откровенно больше, чем в той.
- И как? Сколько времени ушло у него? Или он умер? - Шэрра попыталась привстать, но к горлу подкатилась тошнота.
- Примерно три часа.
- А у тебя?
Она предчувствовала, что палица Каены была для него первой в таком понятии - мучительно-пыточном. Не задать этот вопрос не могла хотя бы по той причине, что он сам подталкивал её к нему.
- Я не терял сознание, разве что на какой-то миг, - отметил Рэн, - но я был привычен к боли и ожидал удара. Потому, то, что ты так быстро пришла в себя, само по себе геройство. Я был уверен только в том, что ты не умрёшь - эльфы сильны пред собственным оружием в человеческом мире.
В человеческом мире, словно возмездие за всё то, что люди сделали с ними прежде, все эльфы бессмертны. Это Шэрра знала. Свежо предание - его передавали из уст в уста и в её селении, и всюду, по всему Златому Лесу, чтобы внушить хотя бы какой-то элемент надежды в тяжёлые жизни несчастных, страдающих доселе эльфов.
- Пускай, - наконец-то промолвила она таким тоном, будто бы всё это не имело значения, - я бы и не выжила, ты бы всё равно пришёл к Каене. Верно?
Он не ответил. Коснулся шеи, и только сейчас Шэрра заметила какой-то маленький кулон - наверное, в нём хранилось то самое зерно. По крайней мере, Рэн прежде прятал его за иллюзией, а теперь позволил смирно свисать на шее - и когда она протянула руку, не дёрнулся, а позволил прикоснуться.
- Это она? - спросила девушка. - Твоя дочка?
Он промолчал. Её касания были ещё совсем слабыми, да и поднять руку оказалось не в пример труднее, чем прежде. Она посмотрела на левую, раненную, попыталась пошевелить пальцами - получалось. На запястье оказался тонкий, похожий на полосу шрам, словно у людей, что по неосторожности ранили себя сами, работая где-то на поле. Кривоватый немного - словно палица изогнулась в пространстве.
Рэн дотянулся до её раненной руки и задумчиво пробежался пальцами по шраму. Шэрра почувствовала дикое жжение от одного только касания, будто бы он ножом ковырялся в уже унявшихся ранениях, но не зашипела и не позволила себе возражать исключительно потому, что прикосновения его казались ни капельки не страшными пред ликом всего остального - даже одного только одиночества с этой жуткой раной на запястье.
Роларэн склонился к ней, и пальцы второй его руки скользнули по мягкому, почти иллюзорному меху. Шэрра до сих пор не научилась отличать его правду от его же магии - может быть, слишком уж мастерски Рэн с ними справлялся, - но насчёт натуральности этого меха имела громадные сомнения.
Возможно, и плаща не существовало, но зато он её согревал, влияя как-то на мысли, заставляя их перевернуться. Сотканный из магии, он не был материальным без неё, но и тем, что люди считали иллюзией, не являлся.
Эльфы сами воспринимали иллюзию как что-то несуществующее только тогда, когда знали о том, на что она была наложена. Иначе сквозь неё не пройти, не прорваться - даже самые великие маги не смогли бы просто так, без уверенности, разорвать вокруг наложенные маски.
Может быть, и Граница была маской, а они этого до конца и не понимали. Может быть, Роларэн именно потому прежде так легко пересекал её, а сейчас не желал, но тоже мог.
- Так ты меня учишь, - прошептала Шэрра. - Пытаешься убить и в тот же миг вновь оживляешь, не позволяешь утонуть в пустоте.
- После смерти даже пустоты не существует.
Она попыталась привстать, но он, убрав руку с её раны, переложил её на плечо, не позволяя встать. Вероятно, не хотел, чтобы сейчас вновь бередила то, что осталось от её сил.
- Я ещё могла бы сражаться, - вдруг отметила Шэрра. - А к этому реально привыкнуть, ты говоришь... Реально перестать реагировать на боль так, как у меня получилось на этот раз. Яд - это ведь тоже некая иллюзия, правда?
- Магия эльфов состоит из двух частей. Напрочь истинная - то, что заставляет нас будить леса, - и напрочь лживая, которая творит иллюзию. Это - смешение, наше боевое оружие, то, что вышло на стыке первого и второго, - прошептал Роларэн. - Но я не хочу рассказывать о том, что тут правда, а что - выдумка.
- Мне кажется, я и так знаю.
Он склонился к ней так низко, что кулон выскользнул из воротника рубахи и сейчас соприкасался с её собственной кожей. Наклонился ещё ниже - теперь дыхание Роларэна смешивалось с её собственным, и воздух будто бы дрожал от этого дикого, неверного пересечения.
Он был слишком близко. Рука с плеча переместилась чуть ниже, будто бы в стремлении придержать её - но Шэрра не пыталась отпрянуть.
На поцелуй она тоже не ответила - потому что не смогла найти в себе ни капельки силы. Рэн не делился своим - но в нём, кроме магии, хватало ещё и тепла, а в этом Шэрра нуждалась не меньше, чем в отдыхе. И губы его были горячими, словно та зимняя глыба, к которой так привыкла девушка прежде, вдруг растаяла и превратилась в пар - а теперь иссушилась и пустыней выжигала её изнутри.
Мужчина опустился рядом на меховую шкуру. Он обнял её одной рукой за талию, второй - дотянулся до раненного запястья. Шэрра чувствовала - исцеляет, пусть не видела в этом никакой необходимости.
- Никаких шрамов, - прошептал, обжигая, Роларэн. - Она не должна знать, что ты умеешь сопротивляться.
- Ты прав.
Шэрра смотрела в пустоту. Она хотела задать какой-то вопрос, но не могла отыскать для него подспорье, даже повода - и того не было, ни на миг, ни на шаг. Она пыталась раствориться в небесах.
Она ведь его всё-таки совершенно не любила... Она так хотела верить в то, что убеждала себя в правде - и у неё на самом деле до такой степени отвратительно получалось!
- Зачем ты меня целуешь? - прошептала она всё в ту же немоту, окружившую их сплошной пеленой. - Я тебе не жена.
- Может быть.
- Я ещё не выполнила своё обещание.
- Может быть.
- Я не смогу исцелить тебя, Рэн, - прошептала она. - Не смогу собрать всё это по кусочкам. Я даже не знаю, буду ли считать ребёнка - если у него появится шанс, - своим. Зачем я тебе, Роларэн? Почему ты ищешь именно меня? Разве Каена может смотреть сквозь твои иллюзии?
Он молчал.
- Не может. Потому ты и не отвечаешь. Зачем тебе это, Роларэн? Ты пытаешься восстановить прошлое. Ты хочешь переложить этот груз со своих плеч на мои, только не до конца, но хотя бы частично. Ты ищешь свободы и счастья, я это вижу, но возможно ли оно в сочетании со всеми остальными? Зачем тебе Каена? Зачем убивать её, если ты хочешь спасти своего ребёнка?