- Шэрра, - он повернулся к ней. - Подойди ближе ко мне. Ближе. И не вздумай дурить, а то...
Он сотряс воздух своим кулаком, сжал чуть сильнее. Она побледнела, сделала шаг вперёд, но всё равно во взгляде подчинения не хватало.
- Почему я не слышу ваши мольбы? - раздражённо переспросил Тони.
Они должны были бы его убить ещё после первого предательства. Когда Громадина, коря себя, швырял камушки на землю. Ведь это не измена - главное оставаться целостным, не позволить мыслям растерзать свою душу. Эльфы для него враги. А Шэрра заворожила; он приручит её, эту ещё не до конца испорченную Златым Лесом эльфийку, он разрушит всё её прошлое и затмит собой всё, что сможет.
Тони не думал о том, откуда это взялось. Эльфы предпочитали корить человеческую природу. Если им так угодно - почему нет? Зачем возражать, если жертвы самостоятельно, без его помощи, с такой лёгкостью придумали десятки оправданий для него же?
Как это называется - полюбить своего мучителя?
- Потому что не за что молиться, - ответил Роларэн.
- Я раздавлю этот кулон.
- Раздави, - пожал плечами он.
Тони ошеломлённо взглянул на Вечного. Он ждал того мига, когда наконец-то он сдастся, когда покорно склонит голову. Рэн - не поддавался, будто бы...
- На колени, - прошипел он. - На колени...
- Раздави, - уверенно повторил Роларэн. - А потом можешь встать и на колени. Я дождусь.
Тони моргнул. Он не слышал страха, не видел ужаса в зелёных, словно трава, глазах. Неужели Вечному было настолько всё равно, останется ли он в живых?
Он не сдвинулся с места. Взгляд был направлен на кулон, пылающий в сжатом кулаке. И Громадина тешил себя этим видимым бессилием, на которое не смог бы решиться ни один другой эльф. Он чувствовал, как все мысли Роларэна были устремлены к этому украшению - несомненно, невообразимо важному для него.
Но Вечный ничего не сказал. Он отступил на шаг, на два назад, забыв и о кулоне, и о палице, и медленно побрёл куда-то вперёд. Он не терялся за деревьями - тут тянулась широкая просека.
Тони попытался закричать, но не получалось. Шэрра стояла совсем уж близко; под ногами у них красовалось эльфийское оружие, которое никто, кроме Роларэна, не смог бы взять в руки.
Вечный остановился, когда отошёл уже шагов на двадцать. Повернулся к Тони лицом и совсем тихо прошептал - вот только Громадина всё равно услышал:
- Раздави.
Он не хотел прощаться с жизнью. Никто не хочет. Тони искренне верил в это.
- Ты пойдёшь со мной, - он повернулся к Шэрре. - Ради него. Ведь ты его любишь. Значит, сделаешь всё, чтобы он выжил.
- Он последний из Вечных, Тони, - покачала головой она.
- Это должно пробить меня на жалость?
- Не может пробить на то, чего нет. Ты и сам жалок - куда уж тут милосердия к другим?
Тони хотелось закрыть уши. Не слышать мудрых эльфийских речей, которые в итоге всё равно не будут иметь никакого значения. Рано или поздно все умирают, и эльфам, надменным, гордым эльфам тоже придётся отправиться в мир иной. Если сегодня у него есть шанс, то он позаботится о том, чтобы хоть один из них наконец-то перестал отравлять мир своим дыханием, перестал одаривать взглядами тех, кто заслужил право на жизнь.
- Лучше бы ты, Вечный, не покидал свой Златой Лес, - прошипел Тони. - Лучше бы ты вообще не рождался...
- Вот тут, может быть, ты и прав, - пожал плечами Роларэн, словно признавая право на проигрыш - проигрыш человеческому мужчине.
Он вновь обернулся и зашагал туда, к Златому Лесу. Грань сребрилась где-то вдалеке - её можно было и не заметить, наверное, если б только просека не становилась всё уже и уже. Тони почти мог видеть капли крови, оставшиеся на траве - и почти слышал шепот ветров Златого Леса.
Шэрра посмотрела на его, словно пыталась понять что-то. Посмотрела, как важно, словно тот спаситель, взирал на неё Громадина Тони, как буквально пенились у него на губах давно потерянные в пустоте слова. Отвернулась, словно не желала иметь ничего общего - и взгляд скользнул по палке.
- Стой!
Тони не сдержался. Переступив через эльфийское оружие, рванулся к Роларэну - тот вновь оглянулся. Пальцы, сильные, но короткие, крепко сжимали кулон, и казалось, что металл уже сминался под чужеродной, глупой, бестолковой силой. Громадина шипел что-то себе под нос, слова вырывались как-то сами по себе...
Он бормотал что-то преисполненное ненависти, что-то злое и дикое, что-то наполненное болью и в тот же миг поразительным самодовольством. Повторял одну и ту же формулу - о том, как Шэрре с ним будет лучше, что он закроет её в высокой-высокой крепости, выбьет из неё эльфийское зло - и тогда они вместе будут наконец-то счастливы, а Роларэн - Роларэн и его кулон останутся гарантией сохранности их семьи.
Шэрра вспоминала, как шептали ей несчастные подснежники свою грустную, кошмарную даже историю. Как тихо-тихо напевали песнь о том, что люди разрушили эльфийский дом. Люди разбили всё, что эльфы когда-либо в своей жизни любили. Отобрали у них и деревья, и леса, и цветущие поля... А у эльфиек, для них слишком хрупких и нежных на вид - их честь, право быть со своими мужчинами, а не с человеческими...
Палица лежала у её ног. Роларэн говорил - самое трудное не принять её удар, а взять чужое оружие, принадлежащую другому душу, и пойти с нею в бой. Ударить. Позволить кому-то взять на себя грех за другого. Но это была палица королевы Каены, и смерть Тони не казалась чем-то вроде греха.
Он шептал, что убьёт сейчас же. Чтобы Роларэн больше никогда не смел вмешаться.
Она склонилась к палице. Почувствовала, как задрожали пальцы. Это можно сделать иначе - но ведь Роларэн ждал такой шаг, верно? Он для этого и уходил. Он давал ей шанс не умереть; за это Шэрра ухватиться попросту не могла.
Ладонь крепко сжала покрытое ядом древко. Девушка выпрямилась, чувствуя, как капельки кислоты разъедают нежную эльфийскую кожу - а после ударила Тони наотмашь по плечу.
Он осел. Яд входил в кровь - быстро, стремительно по шее расползался ожог. Парень опустился на колени, в траву рухнул кулон. Роларэн где-то вдалеке замер - а после повернулся к ней вновь, может быть, решил вернуться.
Шэрра чувствовала, как невыносимая боль прожигала руки, видела, как её собственная кровь стекала по пальцам, но отступиться она не могла. Так и стояла над Громадиной, дожидаясь, что он пошевелится.
- Он же... - прохрипел человек, - убьёт... тебя...
- Вечные не предают, - уверенно ответила Шэрра, опускаясь на траву рядом с ним. Тони лежал уже на спине - широко распахнув глаза, он, умирая, смотрел в ясное небо.
- Почему... - голос срывался в тихий хрип, - Мастер? Почему всё... так, - он шептал едва слышно, и никто, кроме эльфа, уже и не смог бы разобрать в мелких движениях, в шевелении губ ни единого понятного слова. - Почему...
- Это мой долг, - ответила Шэрра. - Я должна была родиться раньше на много сотен лет. Тогда было бы проще.
Тони улыбнулся в пустоту. У него были ещё вопросы, но они уже не могли сорваться с мертвеющих губ.
Он не умер быстро, в один миг. Она - не отпустила то, в чём билась прогнившая душа Каены Первой.
- Ты ведь его... - он не договорил. - И он... А я люблю. Почему не тогда?
Тогда он предал их по идеалам. Сейчас, в приступе злобы пытаясь причинить Вечному вред, погиб за то, что изменил самому себе. Шэрре не было его жаль, на глазах у неё не выступили слёзы. Она не отпустила то, что стрелой боли пронзало её насквозь.
Заставив себя оторвать от поверхности дерева одну ладонь, она протянула руку и закрыла Тони глаза. На его губах застыла улыбка - нежная, мягкая, влюблённого до ужаса мужчины, который один раз вкусил родниковую, светлую и чистую магию эльфов, а после не смог отпустить её от себя ни на один миг.
И Шэрра прощалась с ним. Прощалась навсегда, зная, что ей больше не будет места в человеческом мире.
- С этого всё начиналось, - прошептала она. - Когда первый человек осмелился напасть на эльфийку, захватить её в свой плен, когда вы вздумали смешать кровь. Всё началось с того, что вы посеяли ненависть среди нас, вы взрастили в наших душах то, чего там не было. Теперь оно вошло в корни Златого Леса. Эльфы кровожадны только потому, что до них добрались люди...