– Успокойся, я помогу тебе, ты же знаешь, что на сегодня ты мой лучший друг. Вместе с Шарлин, – уточнила я, чтобы не было никакой двусмысленности.
– Нет, Map, я хочу сказать, если… если бы ты хотела… – он замялся, отпустил мой подбородок, снова взял стоявший на стеклянном столике запотевший стакан. – Я предпочел бы жить с тобой вместе, как семейная пара… Я люблю тебя, люблю. Уф, наконец-то я это сказал!
Впервые за тридцать с лишним лет со мной объяснялись подобным образом: такими неясными словами, со страстью, со страхом, с холодным потом, с трясущимися губами – все было в точности так, как я представляла себе это в детстве. Такого объяснения я ждала много лет назад из уст Хосе Игнасио, от отца Самуэля, от других. Я была счастлива, но в то же время мне было стыдно.
– Не комплексуй, – он прервал мои мысли, точно попав в цель, – не думай о возрасте, я кажусь старше тебя, это все говорят. Вот и вся моя анкета, и проверка одобрила наш союз, – пошутил он.
– Не выйдет. Мы слишком много знаем друг о друге, – ответила я расхожей театральной фразой.
– Не понимаю. Ты хочешь сказать, что я тебе не нравлюсь? Так?
– Я хочу сказать то, что хочу сказать: мы знакомы дальше некуда, и дружба наша закончится, если мы попытаемся превратить ее во что-то другое. Кроме того, не знаю, известно ли тебе, но я отказалась от секса. Я никогда не видела в нем ничего особенного, ничего в нем не понимаю. Ясно же как Божий день: секс меня не привлекает, я фригидна, словом… – и я ушла на кухню.
– А ты попробуй, – он говорил очень серьезно, я же ждала, что он рассмеется.
– Ты полагаешь, что, дожив до таких лет, я ни разу не пробовала? Ты только представь, я соглашусь и что… не станешь же ты гробить всю жизнь на то, чтобы излечить меня от моего хронического недуга. В лучшем случае из всего этого выйдет скоротечный роман, в котором чувства ни на грош, – пробурчала я, убежденная в своих доводах.
– Я уверен в себе и знаю, чего хочу, я это сказал сейчас, скажу и потом. Это не простой каприз, Map, я же сказал: я люблю тебя. Без тебя у меня все было впустую. Но с тобой – все по-другому. Неужели ты не понимаешь, как нам хорошо вместе? Ну, единственное, чего мы не сделали, так это не переспали, я имею в виду, не трахнулись. Потому что в постели мы оказывались уже тысячу раз, – спокойно настаивал он.
– И ты не задался вопросом, почему мы не совершили этот акт?
– Задавался. Я не собирался форсировать события, хотел дать время…
– Время на что? – Шарлин убила бы меня за подобную жестокость.
– На то, чтобы прояснить… я же серьезно. Словом, у тебя получился потрясающий мусс. Осталось еще?
Я налила ему второй стакан, держась на расстоянии от него, не ближе чем на вытянутую руку. Он поставил стакан на пол, точнее на ковер, подделку под шкуру белого медведя. Встал и подошел ко мне.
Я не отклонилась, когда его губы коснулись моих; чуть заметное прикосновение, легкая дрожь, но этого уже было достаточно, чтобы я унеслась совсем в другое измерение. Однажды нам уже выпало на долю поцеловаться, это было у Анисий, когда мы играли в бутылочку, но тот поцелуй ни к чему не обязывал, и кто знал, что он будет прообразом другого поцелуя, того, что сейчас парализовал разум, ввергая его в какое-то безумное состояние.
– Видишь, я люблю тебя. А ты? – сказал он.
Конечно же и я любила его.
– Да, я тоже тебя люблю, но я знаю, если мы начнем близкие отношения, то потеряем то, что у нас уже есть. Совместная жизнь убивает иллюзию. Ты прав, когда говоришь, что нам осталось только прыгнуть в койку, но не для того, чтобы спать; согласись, у нас у каждого оставалось право спать отдельно, когда он того пожелает, и делать то, что ему хочется, без оглядки на другого. Более того, я считаю, что мы полюбили друг друга, потому что каждый уважал другого и не лез туда, куда не нужно.
– Если тебя не устраивает супружеская канитель, то не беспокойся; при определенных усилиях мы сможем продолжать жить так, как это было до сегодняшнего дня, а там посмотрим. Ты не думаешь о детях?
– Я сама не своя, когда смотрю на пухленьких детишек, играющих в парках в песочек. Но в тот же момент я вижу все, что ожидает любого из них – войны, катастрофы, смерть, одиночество, тоска… и я отступаюсь.
– Ты могла дополнить этот список любовью, красотой, дружбой, справедливостью и еще целой кучей хороших вещей – все это они также получат. Когда-то и мы были детьми…
– Черт возьми, Самуэль! Разве ты не понимаешь? Что тебе дали родители? Ну-ка, скажи! Смерть, боль! Твоя мать убила отца по ложной улике, из ревности; она даже не удосужилась проверить, водил ли он ее за нос с другой девицей! – взорвалась я, не осознавая, сколько боли причиняю ему, упрекая таким образом. – Пожалуйста, давай не будем дальше…