Похоже, в столь позднее время, в лесопарке они остались вдвоем, Эдик и шедшая впереди него, имеющая проблемы с равновесием, пьяная женщина, среднего возраста и слегка полноватая, одетая в джинсы и вязаный свитер. Она брела на не твердых ногах, делая шаг вперед, два назад, вдоль асфальтированной дороги, мимо матовых, круглых, светящих тусклым, желтым светом, парковых фонарей, и сама с собой говорила, как будто кому то, что то доказывая, при этом размашисто жестикулируя руками. Эдуард поравнялся с ней, собираясь обогнать, и услышал ругань женщины. Она не скупясь на выражения, крыла какого то Жорика, доказывала, что имеет право жить как считает нужным и никто не имеет право ей указывать и вообще пошли все на х... После чего опять "набросилась" на Жорика, который, по ее словам не смеет не пускать ее в собственную квартиру, и вообще кто он такой есть чтоб ее учить жить и т.д. Увидев Эдуарда, женщина смолкла, уставившись на него пьяным, испуганно агрессивным взглядом.
- Молодой человек - заплетающимся языком обратилась она - а чего это вы за мной идете?
- Извините - ответил ей молодой человек - но я не за вами, я мимо.
- Нет, ты скажи, ты кто, маньяк, или кто?
- Проспитесь.
- Нет, ты ответь.
- Пить надо меньше.
- А че у тебя такие глаза, черные, дьявольские. Попробуй тронь, сука, у меня за каждым деревом прячется по телохранителю, они тебя по асфальту размажут. Только подойдиии...
- Нужна ты мне.
- У меня муж начальник полиции - не унималась пьянчуга - а брат служит полковником в ФБР.
Эдик не ответил, стараясь быстрее удалиться от сумасшедшей и не обращать внимание на ее пьяные крики и угрозы. Вообще-то испуг женщины был понятен, за лесопарком давно закрепилась дурная слава. Ходили разговоры о якобы закопанных в лесопарке младенцах, не к стати родившихся, о повесившихся на деревьях самоубийцах, разговоры о маньяках и трупах, трупах, трупах, результатах их деятельности. Но молодой студент второго курса С... Государственного Университета, Эдуард, никак не походил на маньяка. Смазливый внешностью и хрупкого телосложения, он больше походил на девушку. Длинные черные волосы, пухлые губы, карие и по детски невинные глаза, подчеркивали это сходство. Но пьяная баба, продолжала орать о своих родственниках, работающих в силовых ведомствах, в след студенту, и что вертолёт за ней уже послан. После чего, наконец то, все таки заткнулась, перейдя на тихое бормотание. Послышался треск сучьев. Эдуард обернулся. Женщина свернула с дороги и полезла за деревья в кусты. Среди кустов она расстегнула джинсы и спустив их вниз пыталась присесть, видимо для того чтобы избавится от выпитого. Эдуард спрятался за дерево, чтобы подсмотреть. Полная луна давала дополнительное освящение, и все происходящее не укрылось от глаз студента. Женщина присела, но удержать равновесие в таком положении оказалось еще трудней, поэтому после неловких попыток за что ни будь ухватиться, она упала вперед оказавшись в неудобном положении. Ее голый зад светился, отражая серебристое сияние луны. Спрятавшийся за деревом и наблюдавший представшую взору картину Эдуард, в этот момент, действительно почувствовал себя маньяком. Судя по выражению тупого и озадаченного взгляда дамочки, она поняла, что, что то не так, но не поняла, что конкретно, с трудом пытаясь соображать. Посмеявшись над глупым положением пьяной бабы, Эдик счел неприличным продолжать пялиться и, выйдя из тени, продолжил путь. Женщина тем временем попыталась встать, но судя по треску сломанных веток, опять свалилась, на этот раз на спину. Послышалась невнятная ругань. Но внимание Эдуарда уже отвлеклось на другое. Стоило ему отойти на пять шагов, как его слуха коснулась на редкость приятная и красивая мелодия, доносившаяся неподалеку от него, с той стороны, куда он держал путь. Пройдя несколько десятков метров, молодой человек вышел к асфальтированной площадке, с правой стороны углубившейся в заросли. На площадке находились столы и лавочки, а так же барная стойка и место для танцплощадки. За ближайшим столом сидела неухоженная старуха. Одетая в грязную, по-цыгански пеструю юбку и поношенный, рваный пиджак, она полуобернулась к Эдуарду, явив страшное лицо душевнобольной. Бабка была одноглазой, ее единственный, зрячий на выкате глаз пронзил студента безумным взглядом, второй глаз не имел зрачка, и представлявший собой один сплошной белок, прятался под полуприкрытым веком старухи, крючковатый нос спускался до нижней губы, из под которой высовывался огромный, желтый зуб. Вся ее, обрамленная спутанными, седыми волосами физиономия носила на себе несколько слоев грязи. В руках старухи располагалась полуторалитровая бутылка пива, к которой она периодически прикладывалась. За соседним столом, подальше от нее, и лицом к Эдуарду расположился невероятно толстый молодой человек, с широким, небритым лицом и длинными, до пояса волосами. Жиденькая бородка и такие же жиденькие, с заостренными кончиками усы, придавали ему сходство с гусаром, или еще больше с мушкетером. Черная, мешковатая одежда толстяка, скрывала большой живот и складки жира. На столе, перед толстяком, располагались несколько бутылок вина и бокалы. Еще дальше от них, на танцплощадке нежно приобняв друг друга за талию, под тихую, медленную и приятную музыку, доносившуюся из расположенного на столе магнитофона, танцевали девушки, с глубокой нежностью заглядывая друг другу в глаза. Одна из них, одетая в белое платье блондинка, с черными глазами бусинками и длинным, остреньким носом, улыбалась глупой, но по детски милой улыбкой, заглядывая подруге под ресницы. Подруга же, одетая в черные джинсы и в мужской, темный, длинный пиджак, оказалась брюнеткой, с челкой до красиво изогнутых бровей, и так же с черными, на редкость выразительными глазами. Она так же любовно смотрела блондинке в глаза и обведенными черной помадой губами, улыбалась дьявольски чарующей улыбкой. Студенту понравилось зрелище, красивая музыка и нежность девушек заворожили его. Кончики носов девчонок соприкоснулись и они с трогательной любовью, вглядывались друг другу в души сквозь зрачки. Толстый вывел студента из оцепенения. Пару раз кашлянув, он привстал и жестом пригласил Эдуарда за стол, составить ему кампанию. Эдик слегка растерялся, за тем отправился к барной стойке, заказать себе выпить, но толстяк остановил его.