То обстоятельство, что кафешантанная певица кутит в кабинете с многими мужчинами, раньше не казалось ему чем-либо ненормальным, наоборот, он иначе не мог себе представить кафешантанную певицу. Теперь же, когда это коснулось Дубровиной, подобный факт показался ему чудовищным. Он хорошо знал интимные подробности кутежей в отдельных кабинетах и понимал, что Дубровина — одно из главных действующих лиц этого грязного и пошлого учреждения. Несмотря на реальные факты, он не хотел верить, что теперь Дубровина способна проделывать то, что проделывают все кафешантанные певицы. Рылеев ненавидел себя за свое увлечение, за свои терзания, но, вместе с тем, они были так новы и сильны, что он вполне и безповоротно подчинялся им. Сидя в кабинете, в обществе приятелей и женщин, Рылеев тосковал по Дубровиной. Когда входил официант, он вздрагивал радостно, в надежде, что это наконец явилась Дубровина, присутствие которой было ему необходимо.
Вошел официант и передал о том, что в зале скандал, все заинтересовались, вскочили и бросились из кабинета. У Рылеева явилась надежда, что он, благодаря происшествию, увидит Дубровину и узнает, что она делает.
Кабинет опустел, вся компания смешалась с толпой певиц, официантов и хористок. Внизу у лестницы стоял в решительной позе Ольменский, продолжавший объясняться с горячившимися гостями. Рылеев понял только, что гости возмущены эксплоатацией и вообще кафешантанными порядками и в душе принял сторону гостей. У него явилась такая же злость против этого учреждения и певиц, как и у остальных, потому что Дубровина, мучившая его, была кафешантанной певицей. Тут Рылеев увидел Дубровину, и у него сразу стало легче на душе. Он заметил, что Дубровина сильно взволнована и, хотя все женщины вокруг казались взволнованными скандалом и оскорблениями по их адресу, но Рылеев чувствовал и знал, что Дубровина взволнована от того, что она наконец увидела его. Около Рылеева терлась, держась за локоть, вертлявая, полуиспуганная и полузаинтересованная Де-Колье, вызывавшая бешенство у Дубровиной. Рылееву сделалось жаль Дубровиной, но он не пожелал ей это показать, потому что в то же время в душе у него жила обида на нее за то, что она упрямствовала и могла находится с кем-то в кабинете. Рылеев не думал о том, что он также находится в кабинете с другой женщиной. Ему хотелось верить тому, что Дубровина веселилась и вообще была довольна вице-губернатором и его любезностями, хотя он чувствовал, что этого не может быть, и что Дубровина лишь мстит ему, Рылееву. Он хотел пройти мимо нее и полюбезничать ей на зло с Де-Колье, которую в сущности он хотел оттолкнуть. Его порывало выказать Дубровиной нежность после долгой ссоры и в то же время он чувствовал потребность причинить ей какую-либо обиду, задеть ее, взволновать. Несмотря на то, что он предполагал не заговаривать первым с Дубровиной, он, проходя мимо нее, совершенно невольно остановился, освободился от француженки и обратился к Дубровиной с глупым вопросом:
— Что вы здесь делаете?
Дубровина печально посмотрела на Рылеева.
— Ничего, — мрачно ответила она.
Ей хотелось броситься к нему и закричать: — Что ты со мной делаешь, не мучай меня! — но она сдержала себя и злобно продолжала, имея намерение уколоть, задеть Рылеева.
— Смотрю на вас и любуюсь, как вы скоро меняете симпатии. Что-ж, очень рада, живите весело... Так мне и следует...
Губы Дубровиной передернулись, она не знала, что говорить.
Рылеев торжествовал. Он видел, что Дубровина страдает. У него не остыло желание помучить Дубровину и он самодовольно улыбнулся, потому что ему было ясно, что Дубровина любит его. С целью продлить этот разговор, дававший ему торжество, он спросил:
— О ком вы говорите, какая симпатия... — и вызывающе взглянул в затуманенные глаза певицы.
— Оставьте, пожалуйста, я все понимаю и вижу, — раздражалась Дубровина, — я уж вам надоела, вам нужно другую, вы привыкли менять женщин.
Последние слова задели Рылеева, потому что они были правдивы, хотя в настоящее время он о других женщинах не думал, будучи увлечен Дубровиной. Упрек со стороны певицы дал ему возможность послать подобный же упрек Дубровиной. Он иронически усмехнулся и ответил ей:
— Так же, как и вы, не вам упрекать меня!
Дубровина встрепенулась и смутилась. Она поняла, к чему клонит Рылеев, и сознала опасность для нее этой темы. Ей сделалось неприятно, и, словно не поняв его, она сказала:
— Я теперь ничего не делаю...
— Ничего... Для вас это ничего, пустяки, конечно, но не все смотрят на вещи вашими глазами, — и Рылеев горько засмеялся.