Противный резкий зуммер был совершенно не похож на райскую песнь. А последовавший за ним грубый толчок в плечо окончательно вернул его в реальность.
— Стойте, молодой человек, — прозвучал над ухом властный голос. В нос ударила смесь одеколона и плохо замаскированного мятной жвачкой перегара.
Он моргнул и обнаружил, что стоит на входе в здание железнодорожного вокзала. Противный зуммер издавал металлоискатель, а властный голос принадлежал внушительного вида детине в форме охранника.
— Выложите все металлические предметы на стойку, — потребовал детина.
Ч-чёрт…
— Минуту, — пробормотал он, запуская левую руку в карман пальто. Там было пусто. Охранник внимательно следил за тем, как подозрительный субъект копается в карманах брюк. Ключи обнаружились в заднем кармане джинсов, и он бросил их на стойку, едва сдержав вздох облегчения.
— Что-нибудь ещё? — угрожающе спросил детина.
— Пожалуй, нет… — он всё никак не мог вспомнить, как попал в здание вокзала. Неужели прошёл пешком полгорода, настолько погружённый в свои розовые мечты?..
— Выньте руки из карманов, — охранник продолжал неприятно щуриться.
Он послушался.
— Пройдите ещё раз через металлоискатель.
— Знаете, — он потянулся за ключами, — я, пожалуй, пойду…
Детина решительно сгрёб ключи в свою волосатую лапу.
— Пройдите через рамку, — повторил он угрожающе.
Глубокий вздох.
Он послушно развернулся и прошёл через алюминиевую серебристую рамку прибора. Тот моргнул красными индикаторами и истошно завопил. Мерзкий зуммер…
— Молодой человек, снимите часы, кольца и выньте из карманов мелкие монеты, — продолжал настаивать охранник.
— Я не пройду здесь. Всё равно, — его вдруг осенило, — это металлические имплантаты.
— Что-что? — отреагировал на незнакомое слово детина.
— Титановые винты, — пояснил он, — в суставе. Сломал шейку бедра. Упал неудачно. Кость скрепили винтами. Их вкручивают в кость. Специальный сплав. Организм принимает хорошо. Вводят спицы в кость. Потом винты. Накручивают на спицы. Винты внутри полые. Они скрепляют кость. Помогают срастись. Вы понимаете меня?
— Ага… — охранник слегка обалдело кивнул.
— Показать не смогу, — продолжал он, — рентгеновские снимки дома. Поэтому…
Он выхватил ключи из потной лапы охранника.
— Я похромаю домой.
С натяжкой улыбнувшись, он развернулся и покинул негостеприимное здание вокзала. Внутри кипели смешанные чувства — его буквально душил смех и раздирала ярость. Ему было приятно дурачить охранника, но в то же время он понимал — никакая ложь не даст ему возможности пройти внутрь. Проклятая рамка металлоискателя своим зуммером будет всегда напоминать ему о том, что в этом мире он — персона нон-грата. Напоминать чётко, ярко, явно и бескомпромиссно. Кричать на всю округу о том, что он привык всегда лишь смутно ощущать.
101 Switching Protocols
Первую декаду весны он отпраздновал, вознаградив себя бутылочкой изысканного виски. Электронный протез наконец-то встал на своё место, пластиковые крепления плотно обхватывали запястье. Место сцепки выглядело не очень эстетично, но ему было всё равно. Он знал, что это ненадолго.
Вечер десятого марта выдался хмурым, с низкого неба сыпался мокрый снег, загоняя всё живое в укрытия. Он сидел на полупустом балконе в старом, накрытом одеялом кресле и, покачиваясь на расшатанных ножках, прищурившись, смотрел вдаль. Бутылка виски стояла рядом, на дне стакана медленно таял колотый лёд. В доме напротив горели почти все окна, за плотной пеленой снега они казались мутными огнями далёких маяков. Он смотрел вдаль и видел, как за этой снежной стеной живут и движутся те, кто, пройдя через трудности жизни, познал её простоту. Он видел моряков, день за днём уходящих в суровое северное море — и видел их жён, каждый день навсегда прощавшихся с ними. Он видел стариков, что всю жизнь пасли овец на ветреных склонах потухших вулканов. Видел женщин, живущих в юртах за полярным кругом, и не плачущих лишь потому, что это не принято в их племени. Видел тех, для кого свет маяка был больше, чем путеводным огнём, — он был самой жизнью. Видел и старого смотрителя, что зажигал огонь на маяке — чтобы рыбаки могли найти путь домой, к своим жёнам. В его глазах отражались отблески тысяч огней, зажжённых старым смотрителем — вечер за вечером, жизнь за жизнью. Жизнью, которой сегодня почти все лишены.