- А ты уверен, что архиепископ поедет на похороны? – спросил Рогволд Танкмара.
- Уверен, - твердо сказал граф. – И дело не в похоронах. Гильдеберт ринется в Мелебен, а потом в Ахен, чтобы застолбить место подле нового короля. Эта хитрая бестия не захочет упустить своего шанса.
Рогволд потерял в Мерзебурге почти всю свою дружину. Из проклятого города чудом выскочили только пять человек, и все они жаждали отомстить за своих погибших товарищей. И такая возможность им представилась даже раньше, чем рассчитывал Рогволд. Монсеньор Гильдеберт действительно очень торопился, что, впрочем, не помешало ему позаботится о солидной охране в полсотни легионеров, плотной стеной окруживших его дорожную карету. Карета была запряжена шестеркой крупных лошадей и двигалась очень быстро, порой опережая многочисленную свиту. Судя по всему, архиепископу и в голову не приходило, что его путь может оказаться существенно короче запланированного. Карета монсеньора безбоязненно вкатила под сень густого леса, рассеченного едва ли не пополам проселочной дорогой. Легионерам архиепископа пришлось разделиться. Двадцать человек скакали впереди кареты, остальные держались в хвосте. Никаких неожиданностей вроде бы не предвиделось, а потому швабы, служившие верой и правдой архиепископу Майнцскому, слегка растерялись, когда огромное в два обхвата дерево, собиравшееся вроде стоять вечно, вдруг рухнуло прямо между ними и каретой, набирающей ход. Тридцать легионеров сбились в кучу перед неожиданно возникшим препятствием и огласили дремлющий лес удивленными криками. Удивление сменилось ужасом, когда из ближайших зарослей в них густо полетели стрелы. Швабы вылетали из седел один за другим, и очень скоро тропа была завалена десятками неподвижных тел. Из смертельной ловушки удалось вырвать едва ли десятку легионеров, которые поворотили коней вспять и сейчас стремительно уходили от возможной погони по направлению к городу Мерзебургу.
Трудно сказать, почему монсеньор не заметил пропажи половины своей свиты. Возможно, причиной тому был крутой поворот, скрывший от Гильдеберта подробности страшной бойни, разразившейся за его спиной, но, не исключено, что он просто пытался скрыться от опасности, не взяв в расчет того, что враги могут быть не только сзади, но и спереди. Еще одно дерево рухнуло поперек тропы, и вновь туча стрел обрушилась на растерявшихся швабов, а следом за стрелами хлынули из зарослей облаченные в бронь люди с мечами и секирами в руках. Рубка была короткой и безжалостной. Захваченные врасплох швабы почти не оказали сопротивления и полегли все до единого. Несколько стрел попали и в лошадей, запряженных в карету. Раненные лошади бились в агонии на тропе, а карета опасно накренилась на бок и зацепилась колесом за дерево. Первым на тропу выскочил капитан охраны монсеньора Гильдеберта и тут же был убит подоспевшим Танкмаром. Самого архиепископа, ошеломленного столь неожиданной развязкой своего путешествия, пришлось силой тащить из кареты. Гильдеберт упирался, не желая идти навстречу верной смерти. Глаза архиепископа, то ли от страха, то ли от изумления, почти вылезли из орбит, а изо рта капала слюна. Старик представлял из себя жалкое и отвратительное зрелище, а потому Юрий, спрыгнувший на землю, от него отвернулся и помог ступить на землю сеньоре Матильде. Сеньора не выглядела испуганной и уж тем более расстроенной неожиданной встречей, скорее наоборот она явно обрадовалась своим спасителям.
- Развяжите же мне руки, наконец, - крикнула она боярину.
Тут только Юрий сообразил, что в лице сеньоры Матильды имеет дело не со спутницей, а с пленницей коварного архиепископа.
- Этот старый сыч обвинил меня в отступничестве от христианской веры и собрался вздернуть на дыбу.
Сеньора Матильда не удержалась в рамках приличий и обрушила на голову и без того напуганного до икоты монсеньора целый поток брани. Впрочем, сомнительно, чтобы Гильдеберт ее слышал в эту роковую для себя минуту. Архиепископ неотрывно смотрел на графа Танкмара, стоящего в трех шагах от него с окровавленным мечом в руке.
- Исчадье ада, - вдруг взвизгнул Гильдеберт и даже попытался схватить Танкмара за горло сухими длинными пальцами, но был остановлен подоспевшими мечниками.
- Будь ты трижды проклят, мерзавец, - процедил сквозь зубы граф. – Вряд ли твою черную душу примет небо, так ступай же прямо в ад.
Мечники скрутили упирающегося архиепископа и потащили к яме, вырытой неподалеку по приказу графа Танкмара. В эту яму они и бросили монсеньора, связанного по рукам и ногам. А молодой граф первым швырнул на извивающееся тело горсть черной земли.
- Кол нужен, - спокойно сказал Рогволд. – Осиновый. Иначе вампир выберется наружу.
Кол нашли мечники и пригвоздили им к дну могилы существо, переставшее быть человеком раньше, чем его настигло законное возмездие.
- Заройте эту падаль, - приказал Танкмар и, развернувшись, круто зашагал к своему коню.
- А как же я, - вскрикнула Матильда. – Кто позаботится обо мне? Ведь это из-за вас, сеньоры, на мою голову обрушилось столько неприятностей. Что ты молчишь, Рогволд?
- Я могу предложить тебе, Матильда, только синее небо над головой, - усмехнулся княжич. – Но вряд ли тебя устроит такая участь.
- Я не могу предложить тебе даже этого, - холодно отозвался Танкмар на немой вопрос красавицы, - ибо небо над моей головой навсегда останется черным, а путь мой будет недолгим и кровавым.
- А что скажешь ты, боярин? – обернулась Матильда к Юрию.
- Я предлагаю тебе один из самых красивых и богатых городов Ойкумены, - усмехнулся Юрий, - и свое покровительство.
- Согласна, - одарила боярина обворожительной улыбкой Матильд и птичкой вспорхнула на круп его коня.
- Ну, не поминайте лихом, - сказал боярин Рогволду и Танкмару. – Может, еще свидемся в этом мире, а коли нет, так на все воля божья.
Патрикий Аристарх вернулся в Киев в конце осени. Нельзя сказать, что долгое путешествие совеем не отразилось на его здоровье, но чувствовал он себя все же много лучше, чем ожидал. Смыв с тела дорожную грязь и провалявшись на пуховиках чуть не целый месяц, он, наконец, обрел утерянное было за время мытарств по Европе равновесие. К нему вернулись вкус к жизни, врожденное любопытство и страсть к интригам. Конечно, его путешествие в чужие земли вряд ли можно было считать успешным, зато он привез оттуда столько новостей, что их хватило на долгую зиму. Не только князь Ингер, но его ближники проявляли к рассказам Аристарха лестный интерес и только ахали да головами качали, слушая про чужую, столь непохожую на нашу, жизнь. Патрикий за это время успел побывать в домах едва ли не всех киевских старейшин и везде встречал самый теплый прием.
- Выходит, саксы богаче нашего живут, - допытывался у Аристарха боярин Семага, а его сын девятилелетний отрок, именем Мечислав, смотрел на гостя с открытым ртом. Мечислав был товарищем младшего сына Аристарха Алексея и не раз бывал у патрикия в доме. Смышленый был парнишка, не в пример своему глуповатому отцу, который никак не мог определиться, в чем его выгода и все метался от веры христовой к вере отцов и делов. И свечки в церкви ставил Семага, и идолам кровавые жертвы приносил, чем вводил других киевских христиан в искушение.
- Да где ж богаче, - удивился столь странным выводам патрикий. – Усобица у них началась нешуточная. Теперь все накопленное по ветру пустят.
- И девки у них краше, - продолжал нудить боярин, выводя Аристарха из терпения.
- С чего это ты взял?! – возмутился патрикий.
- Так видел я ту Матильду, потому и говорю, - вздохнул Семага и причмокнул толстыми губами.
- Какую еще Матильду, - не сразу понял Аристарх.
- Ту самую девку, которую боярин Юрий великому князю подарил.
- Не холопка она, - поправил глупого отца умный Мечислав. – Вольная.
- Что в лоб, что по лбу, - махнул рукой Семага. – Совсем говорят князь Ингер от нее голову потерял.
- Княгиня Ольга давеча сказала, что изведет змеюку подколодную, - дополнил отца Мечислав.
- А ты откуда знаешь? – с изумлением глянул на сына хозяина патрикий.
- Это причуда княгини, - пояснил гостю боярин Семага, - собрала она вокруг себя боярских отроков и велела отцу Феоктисту учить их грамоте и славянской и греческой.