— Какую, ваше величество? — спросил Ловалонга, называя Зу‑Л‑Карнайна на западный манер.
— Если бы я знал какую! — немедленно откликнулся император. — Вы же представляете, как вещают вайделоты, — они оставляют себе возможность для маневра. Их никогда не уличишь во лжи и не обвинишь в ошибке, у них есть отговорка на все случаи жизни: ты неправильно истолковал предсказание. А как его прикажете истолковать правильно?
— Не думаю, что будет хуже, если я скажу тебе, аита, зачем нам нужно попасть в ал‑Ахкаф. Мы должны встретиться с Тешубом, — промолвила Каэтана.
Император не казался удивленным:
— А я что‑то подобное и предполагал. В ал‑Ахкаф едут с немногими целями: продать награбленное самими, купить награбленное другими — это обычно. И редкого путника заносит посмотреть на храм Барахоя и поговорить с Тешубом. Я думаю, что не место такому мудрецу в разбойничьем гнезде вроде ал‑Ахкафа. Предполагаю, он бы и сам оттуда давно уехал, но ведь храм Барахоя с собой не заберешь. Так чем я могу помочь?
— Не знаю, — растерялась Каэтана. — Даже если твоя армия пропустит нас к ал‑Ахкафу, то нас не впустит в город его правитель.
— Я могу предложить Дахаку Давараспу помилование в обмен на Тешуба.
— Тешуб не уйдет из храма, о император, — вмешался в разговор Агатияр. — Более того, если Даварасп узнает, что ты интересуешься судьбой мудреца, он постарается выторговать у тебя нечто большее, чем просто помилование. А я всегда учил тебя: не доверяй поверженной змее, не оставляй ее за спиной. Дахак Даварасп — твой злейший враг. И он должен умереть.
— А нельзя ли как‑то пробраться в город ночью, в темноте? — подал голос альв.
— Нельзя, о странное существо, — ответил императop. — Если бы такой способ был, то я давно изыскал бы его, чтобы не губить людей во время штурма, но увы. Здесь нужна либо очень сильная магия, либо презренный предатель. Но ни того ни другого нет в моем распоряжении. А стены города охраняются днем и ночью так, что не только перебраться через них, но и сделать подкоп практически невозможно. — Он с детским любопытством осмотрел альва и, протянув руку к его руке, спросил: — Можно?
— Да, аита, — важно кивнул Воршуд. Зу‑Л‑Карнайн осторожно потрогал гладкий блестящий мех и заулыбался.
— Расскажи, кто ты, странное существо. Ты ведь не демон?
— Нет, я совсем не демон. Я близкий родич людей, только они в здешних краях об этом напрочь забыли. У нас на западе, в Аллаэлле, и мы, альвы, и гномы, и эльфы живем среди людей, и никто нас не боится и не сторонится. Да мало ли еще иного народа. Мы жили в этом мире еще до появления человека.
— Да, я слышал об этом не раз, — закивал император. Сейчас он больше всего напоминал школьника, которого увлекла интересная история.
— Есть еще всякий лесной люд — например, у каждого дерева есть своя дриада — лесная дева. Они заботливо растят леса. У нас их называют нимфами. Разных нимф очень много, о великий император…
— Зови меня просто Зу, странное… Прости, а как зовут тебя?
— Воршуд, император Зу. Тебе интересно?
— Очень, Воршуд, очень. Продолжай, пожалуйста. Хотя нет, подожди. Агатияр, пошли‑ка за Эйнкеем, и пусть объявит всем, что завтра на рассвете мы идем на приступ ал‑Ахкафа. А сегодня пусть спокойно отдыхают. Да прикажи распорядиться насчет вина для солдат.
Пока посланный бегал к военачальнику, пока Агатияр отдавал распоряжения от имени императора, Зу‑Л‑Карнайн и его гости с наслаждением потягивали вино и ели восхитительные восточные сладости. Хотя Бордонкай и пытался удержать себя в рамках приличия, но самая маленькая его порция сразу опустошала несколько блюд, так что вернувшийся Агатияр велел повторить сладкий стол и принести вина гораздо более прежнего. Когда слуги, неслышно расставив все на столике, удалились, Агатияр пододвинул Бордонкаю самый большой кувшин:
— Пей, воин. А то, похоже, наши кубки тебе как капля росы усталому льву.
— Большая тебе благодарность, — расплылся в улыбке великан, — а то жажда мучит, а напиться никак не могу.
— Почему? Неужели ты думаешь, что император пожалеет вина? — рассмеялся Агатияр, а за ним и остальные.