Каэтана слушала, и на душе у нее становилось все радостнее. Это было странное, труднообъяснимое состояние. Тяжесть собственных проблем, горечь утраты, беспомощность и потерянность перед лицом чужой, более сильной воли — несмотря на все это, она ощущала себя чистой, радостной и всемогущей.
«Может, это и есть признак обладания магической силой», — подумала Каэ, но не стала никому ничего говорить по этому поводу.
Воины подошли к помосту с четырех сторон, держа в руках зажженные факелы. Протяжно зазвучали трубы, а гвардия ударила мечами о щиты так, что звон пронесся по площади, отражаясь от каменных стен, и затих где‑то в бело‑голубом высоком небе.
— Нужно ли что‑нибудь бросать в костер?‑спросил аита у жреца.
— О повелитель, — ответил тот, склоняя голову, — Тешуб сказал бы, что ритуал не важен. Но если ты захочешь что‑то положить от себя, сделай это. Не препятствуй душе…
Император сделал знак рукой, и десять слуг с видимым трудом вынесли вперед ладью, сделанную из серебра и слоновой кости, доверху наполненную драгоценными резными вещами.
— Не жаль красоты? — спросил Агатияр.
— Пусть будет легким его небесное плавание, — прошептал император. — Не верю, что место старика в подземном царстве.
— Почему? — искренне удивился визирь.
— У него лицо божественного ребенка — кроткое мудрое. Я люблю тебя, Агатияр, и рад, что ты со мной, но я очень хотел бы, чтобы у нас был такой советник при дворе.
— Кто этого не хочет? — откликнулся Агатияр. — Но Тешуб не служил земным владыкам…
— А Давараспу? — обернулся к нему Зу‑Л‑Карнайн.
— Конечно нет, о повелитель. Тешуб жил в ал‑Ахкафе, а не служил здесь…
Пока они говорили, жители города, по примеру завоевателя, подходили к огромному костру, жар от которого стал распространяться на довольно большое расстояние, и бросали в него скромные подарки — кто что хотел и мог.
Летели в костер кольца, резные украшения, цветы и монеты, горсти орехов и даже несколько детских игрушек. Увидев это, аита прошептал несколько слов на ухо слуге, и тот с поклоном исчез. Возвратившись спустя несколько минут, доложил:
— Он спас жизнь многим детям этого города. Говорят, он был хорошим врачом.
Длинная вереница рыдающих людей, которые пришли проводить мудреца в последний путь, выстроилась у костра. Постепенно жители города затопили всю площадь, не подходя близко только к тому месту, где в окружении телохранителей и придворных стоял Лев пустыни Зу‑Л‑Карнайн.
Каэтана смотрела на огромное ревущее пламя, которое рвалось к небу алыми языками, и удивлялась, что огонь никак не доберется до тела старика. Наконец она тоже решила подойти к костру, чтобы положить в него свое подношение. Она еще не решила, что подарить мудрецу, провожая его в последнюю, самую дальнюю дорогу, но шагнула вперед. Ее мгновенно окружили Джангарай, Ловалонга и Бордонкай. Когда люди увидели фигуры трех рыцарей, сдвинувшиеся с места, они невольно подались назад, освобождая значительное пространство. И на это образовавшееся свободное место ступила Каэ, вытаскивая из‑за пазухи карту, нарисованную рукой покойного Арры.
— Прими, о Тешуб, прощальный привет твоего далекого друга. И мою глубокую признательность… — Она шнурком перевязала свернутый в трубку пергамент. Затем шагнула к костру и положила в него свой дар.
В этот же миг, по невероятной случайности, как подумала Каэтана, огонь взметнулся вверх алым столбом и охватил тело Тешуба. Теперь языки пламени обнимали и словно приподнимали высохшее старческое тело. И оно зашевелилось — или это поплыло жаркое марево и задрожал от невыносимого зноя воздух.
Люди на площади затаив дыхание смотрели на эту картину. Перед огромным — в несколько человеческих ростов — погребальным костром стояла хрупкая маленькая женщина, которая словно не чувствовала жара, и смотрела на мудреца задрав голову. Она прощалась с ним — губы ее шевелились, будто она что‑то спрашивала или обещала. А старик вдруг приподнялся в огненном море и вытянул к ней руку, уже превратившуюся в почерневший факел. Так он и тянулся к ней этой пылающей рукой, пока та окончательно не превратилась в пепел и прах.
Каэтана долго стояла у догорающего костра, и никто не смел помешать ей, нарушив эти минуты молчания.