— Великий, — откликнулась Каэ, разглядывая Бордонкая.
Гигант, довольный тем, что на пиру вино наливают сразу, как пустеет кубок, не тратил усилий на то, чтобы сдерживаться, а добросовестно пил и ел за пятерых, рассудив, что неизвестно, где и когда он опять попадет на такое пышное празднество.
— Человек, который не побоялся выйти против бога, велик, — опять заговорил император. — Может быть, на обратном пути заедете ко мне? Сделаю Бордонкая полководцем — дам ему армию обучать. Ловалонгу поставлю наместником, Джангараю княжество отыщем; альву библиотеку выстрою размером с город, свезу туда со всего мира редкости; как ты думаешь — согласятся?
— Не знаю, — честно сказала Каэ. — Ты от души предлагаешь, поэтому жаль отказываться. А так я бы не огласилась. Ну что Ловалонга будет с провинцией делать или даже с целым королевством? Он же оттуда сбежит через несколько дней.
— Сбежит, — согласился Зу‑Л‑Карнайн, — и я бы сбежал. С удовольствием.
— За все нужно платить, император — это твоя плата за славу и великие подвиги.
— Ну да. Ты говоришь, как Агатияр, — по‑мальчишески обиделся аита, и опять стало заметно на неуловимо короткое мгновение, что ему не так уж много лет — великому полководцу и Льву Пустыни. Что он еще очень и очень юн. — Ладно, — сказал Зу‑Л‑Карнайн, делая небрежный жест. — Надо перетерпеть церемонию, а там уж будем со спокойной душой веселиться.
Повинуясь приказу императора, в зал впустили побежденных князей. Аита повернулся к Каэтане со страдальческим выражением на красивом лице и спросил грустным голосом:
— Ну как? Вид у меня достаточно грозный? Каэ не покатилась со смеху только потому, что нужно было поддерживать авторитет полководца. Она набрала побольше воздуха в легкие, затем медленно выдохнула, расслабляясь.
— Нахмурься, что ли, — обратилась она к Зу‑Л‑Карнайну.
Аита послушно сдвинул брови и обратил гневный лик к Дахаку Давараспу, стоявшему перед ним на коленях. Точнее, бывший правитель Урукура опустился на пол, где стоял, а от императора его отделял еще длинный стол, за которым сидели пирующие. В зале воцарилась тишина. Все переводили взгляд с императора на побежденного князя и обратно.
— Ты посмел, — загрохотал аита, и Каэ поразилась тому, как изменился его голос, — теперь это был грозный голос прирожденного владыки, не терпящего возражений и непокорности, — ты посмел восстать против меня. Знаешь, каким будет твое наказание?
— Прости, Лев, — еле слышно пролепетал князь. — Я не знал, что так получится. Сам бы я никогда не. посмел восстать, но ко мне явился посланец от Арескси и заверил в том, что ты проиграешь все последующие сражения, ибо в твоем лагере находятся…
Император привстал с кресла, чтобы лучше расслышать последние слова Давараспа, а люди замерли, боясь упустить хоть единый звук, но тут высокое окно с цветными стеклами разбилось со звоном и грохотом, и страшное нечто ворвалось в пиршественный зал. В мгновение ока, раньше, чем успели что‑либо понять ошеломленные тхаухуды, чем сорвались со своих мест Джангарай и Ловалонга, а Бордонкай оторвался от очередного кубка, — птица, более всего похожая на ворона, только огромных размеров, пронеслась через весь зал, подлетела к Давараспу и изо всей силы клюнула его в глаз. Судя по тому, как мгновенно оборвался на звенящей высокой ноте крик мятежного князя, клюв пробил ему глазницу и проник прямо в мозг. Тело урукурского владыки безвольно свалилось на пол, обагрив узорчатые каменные плиты кровью. А ворон вылетел через разбитое окно прежде, чем кто‑либо опомнился и пришел в себя.
— Это говорит нам больше, чем он сказал бы живой, — заметил Зу‑Л‑Карнайн.
Подбежавшие слуги подобрали тело пленника, вытерли кровь и посыпали это место свежими цветами. Празднество продолжалось, однако воины Зу‑Л‑Карнай‑на пили в тягостном молчании.
— Прости, аита, — наклонилась к нему Каэтана. — Из‑за нас ты столкнулся с Арескои, да еще и с его братьями.
— Рано или поздно это все равно бы произошло, — отозвался тот. — Зато увидел Траэтаону и повоевал под его командованием. К тому же теперь я лично заинтересован, чтобы ты благополучно добралась до Запретных земель.
— Знаешь… — Она тронула его рукой, и император, отвыкший за время своей власти и славы от таких жестов, удивленно на нее посмотрел. — Я насчет библиотеки — ты бы действительно мог это сделать для Воршуда?
— Конечно, — улыбнулся аита.
— Я думаю, зачем тащить его в такую даль? А вдруг он захочет остаться с тобой и засесть в самой большой библиотеке мира — это ведь его мечта. Давай спросим…
— Спроси, дорогая Каэтана, — сказал император. Каэ поманила к себе Воршуда. Альв менее других казался потрясенным только что происшедшим событием и с аппетитом уплетал жареную гусиную грудинку в каком‑то пряном соусе. Увидев приглашающий жест Каэ, он старательно вытер шерстку салфеткой из белого полотна и степенно двинулся к императору. Воршуда распирала гордость — он и помыслить не мог, что будет сидеть за одним столом с князьями, ханами, полководцами и самим Зу‑Л‑Карнайном, от одного имени которого ему становилось дурно в таком далеком теперь Аккароне.