— Нашли! — закричала Габия. — Мы нашли их!
— Они сами нашлись, — негромко сказал Ловалонга.
Бордонкай широкими шагами пересекал участок пожара, а зеленое сияние окутывало и его, не давая дыму и пламени проникнуть сквозь эту защиту.
Через несколько минут все вернулись в лагерь, где испуганно ревели и ржали покинутые животные. Но впервые с момента появления вампира на них никто не злился.
Несколько солдат помчались успокаивать лошадей и верблюдов. Другие, словно очнувшись от сна, встали на стражу, даже не успев смыть с себя сажу и копоть. Кто‑то перевязывал обожженные руки. Многие столпились возле двух тел, беспомощно лежащих на заботливо подстеленных Джангараем плащах.
— Похоже, ее рвал бешеный зверь, — прошептал Ловалонга, глядя на израненное тело Каэтаны.
Она пошевелилась, не открывая глаз, и слабо застонала.
Тем временем зеленый свет стал меркнуть. Словно успокоившись, что о хозяйке позаботятся, амулет постепенно угасал, превращаясь в прозрачный зеленый камень, ничем особенным не примечательный.
Последним подошел воин в плаще, опаленном огнем. Он нес за волосы отрубленную голову Гильтины с отвратительным звериным оскалом и широко открытыми глазами хищницы.
— Ну и дрянь! — с чувством сказал Бордонкай, вглядываясь в посиневшее лицо мардагайла. — И как это я раньше не заметил?..
— Никто не заметил, — грустно произнес Джангарай, — кроме них. Только бы выжили.
Габия уже хлопотала около Каэтаны, а Ловалонга занялся Воршудом.
У альва все кости оказались целыми, и друзья дружно решили, что к завтрашнему дню он должен прийти в себя. С Каэтаной же дело обстояло гораздо хуже.
Она металась в жару и бреду, порываясь куда‑то бежать, кого‑то звать. В потоке бессвязных слов то и дело упоминались альв и мардагайл, ослепленные, околдованные чарами люди и почему‑то Эко Экхенд.
Мечи Гоффаннона Джангарай бережно обтер, завернул в мягкую ткань и отдал на хранение Бордонкаю.
Утром следующего дня Воршуд действительнооткрыл глаза и увидел над собой склоненное встревоженное лицо. Эйи.
— Ты как? — спросил тот его, просияв от радости.
— Жив, — пробормотал альв без особой уверенности. — А что со мной? Голова раскалывается от боли, и ребра ноют, будто меня ногами пинали.
Внезапно он вспомнил ночное сражение и резко сел, несмотря на то что боль пронизала все его разбитое тело.
— Госпожа?! А
— Спит она, — понурился Эйя. — Жар у нее, бред. Раны открытые, ожоги. Хотя если бы не талисман, то вы бы вообще сгорели… Наши твердят, что она скоро придет в себя, а я вот не верю. Знаю, что нельзя так думать, но не верю — на нее смотреть страшно. Слов нет, как мы были слепы!..
— Вы не виноваты, — великодушно признал альв.
— Виноваты. Ты же нас пытался предупредить. Каэтана сказала бы, что околдовывают только того, кто хочет быть околдованным и будет оправдываться этим.
— Наверное, — пробормотал Воршуд. — А что ты говорил про талисман?
— Когда мы вас нашли, вокруг всюду горел огонь. А вы были окружены зеленым светом, который исходил от ее камня, ну того, что она всегда носит на шее… До вас огонь и не достал.
— А мардагайл? — спросил Воршуд, набравшись смелости.
— Она ему отрубила голову — напрочь. Как ей это удалось?
— А как ей удается все остальное? — Альв поерзал, устраивая поудобнее больное разбитое тело. — Надо бы ехать…
— Бордонкай и Ловалонга тоже настаивают на этом. А Габия и Джангарай стали не в меру благоразумными и собираются сидеть на месте до тех пор, пока госпожа не придет в себя.
— Значит, она очень скоро придет в себя, — неожиданно заключил альв и мгновенно уснул.
Когда он открыл глаза вечером следующего дня, то караван уже довольно быстро продвигался в сторону Джераланского хребта, а впереди раздавался слабый, но ровный голос Каэтаны:
— И попрошу тебя впредь. Не задерживаться в пути из‑за таких мелочей. Рано или поздно мне все равно станет лучше.
Джангарай бормотал в ответ что‑то невразумительное.
Альв попытался приподняться: его крепко привязали к седлу между двумя горбами верблюда и он плавно покачивался в такт ровной ходьбе животного. Удивительно, но на этот раз альв неплохо переносил путешествие.