Выбрать главу

Свита Маннагарта была довольно разношерстной. Военачальники трикстеров не уступали красавицам Ак‑карона в любви к украшениям и старались ни в чем не отставать от своего вождя. Их одежда, даже сапоги и меховые плащи, была украшена кое‑как пришитыми кольцами, браслетами, цепями и аграфами, отчего приближенные Маннагарта имели вид нарядных новогодних елочек. Впрочем, у каждого свой вкус.

Детей больше всего заинтересовал Воршуд. Они осторожно прикасались к его плотному блестящему меху и тут же с визгом и криками отскакивали в сторону.

Мужчины оценивающе оглядели Бордонкая и теперь обсуждали Каэтану. Ее внешний вид вызвал у них мучительные раздумья и последовавшие за этим жаркие споры. Самым весомым аргументом при этом оказался увесистый кулак рыжебородого вождя, которым тот сшиб с ног нескольких оппонентов. Шум тут же стих, и на площади воцарилась тишина. Очевидно, все поняли, что вождь принял решение и сейчас намерен его огласить.

— Как ты думаешь, мы поймем что‑нибудь из его пламенного бормотания? — спросила Каэ у нахохлившегося и поникшего альва.

— А что тут понимать, дорогая госпожа, — меня они сразу прикончат. Я ведь говорил вам, что маленький народ они на дух не выносят, даром что в лесу живут. А вас, знаете ли, по‑моему… — Он замялся. — Похоже, вы у них имеете успех, да хранят вас боги.

Бордонкай пребывал в нерешительности. Он напрягал мышцы, чтобы порвать слабенькие веревки, которыми его связали впопыхах. Тогда он мог бы сразу схватить вождя, к которому стоял ближе всех остальных, и сломать ему шею, — Бордонкаю вождь представлялся слабым и хилым. Но что делать с лучниками, которые стоят на стенах и держат под прицелом пленников? К тому же если он убьет вождя, то, возможно, охрана тут же прикончит его друзей, а это было бы несправедливо. И Бордонкай расслаблял мускулы.

Кажется, трикстерам удалось довести до сознания своего вождя, что приглянувшаяся ему женщина не просто обряжена в мужской костюм, но еще и сражалась с ними, укокошив немалую часть отряда. Каэтану поражало, с каким спокойствием здешние женщины воспринимают смерть своих близких. Пленники стали главной сенсацией дня, а над мертвыми не плакал никто. Их аккуратно сложили у самых стен поселения и уделяли им внимание только тогда, когда требовалось упомянуть в рассказе кого‑нибудь из павших.

Вождь величественно приблизился к пленникам и заговорил. Слова часто были исковерканы до неузнаваемости, конструкции фраз — примитивны, но общий смысл можно было уловить без особого труда.

— Сегодня великий день, потому что мы захватили Необычных пленников!

Вождь приосанился и обвел глазами своих соплеменников. Каэтана не сомневалась, что в битве он по‑настоящему опасен и страшен, но сейчас своим хвастовством он напоминал большого ребенка.

— Мы будем много праздновать, — возвестил он. — Отец наш Муруган придет из леса к своим детям, чтобы принять участие в пиршестве. Ему мы скормим вот этого. — Палец рыжебородого уперся в печального альва.

— А я что говорил? — повернулся тот к Каэ. — Бегал от трикстеров, бегал, а все равно им и попался…

— Ты, женщина, красива и, говорят, хороший воин. Ты будешь моей. Ты счастлива. — Последние слова вождь произнес утвердительным тоном, как нечто само собой разумеющееся — иначе и быть не могло. — Если ты так же хороша в постели, как и в бою, я повыгоняю всех своих женщин и ты родишь мне великих воинов.

— Очень мило, — прорычала Каэ, — да он у меня после первой же брачной ночи только мух будет способен считать!

Джангарай хихикнул, представив себе вождя, со скучающим видом подсчитывающего мух. Бордонкай, который тоже слышал эту короткую речь «невесты», не выдержал и расхохотался.

Вождь, не поняв, в чем дело, не обиделся — ему и в голову не могло прийти, что смеются над ним, и он сделал вывод, что Бордонкай смеется в знак презрения к собственной смерти. Рыжий с уважением взглянул на великана и сказал:

— А ты выйдешь в бой против Муругана, чтобы позабавить нашего Отца. Он любит убивать великих воинов. Если бы я не был вождем племени, он любил бы убивать меня, потому что я — великий воин. — Тут его взгляд упал на Джангарая, и он закончил безразличным тоном: — А ты будешь рабом. Рабы тоже нужны, чтобы работать.