— Ну и тупица, — восхитился Джангарай.
— А зачем ему мозги, — бросила Каэтана, — без них сподручнее. И если в бою по голове дадут, то безопаснее.
Джангарай опять не смог сдержать улыбки.
— Праздник начнется вечером, а пока мы вас запрем, — возвестил вождь. — И тебя запрем, — обратился он к Каэтане. — Я еще не выгнал своих жен. — На его лице отразилась тень тревоги.
Каэтана подумала, что рыжему будет не так‑то легко избавиться от своего гарема. Подобное положение вещей, с одной стороны, внушало некоторую надежду, но с другой… Еще глаза выцарапает какая‑нибудь взбесившаяся фурия за это чучело, которое не нужно и за все сокровища мира. Каэтана тяжко вздохнула. Вождь, уже собравшийся уходить, по‑своему истолковал этот вздох. Видимо, его посетила совершенно гениальная мысль и он поспешил воплотить ее:
— Нет, я возьму тебя с собой, и ты сама повыгоняешь моих жен. А я посмотрю, на что ты способна. Если нет, — добавил он буднично, — тогда они убьют тебя.
Он кивнул двум дюжим воинам, и те, отделив Каэ от группы пленных, повели ее по направлению к самой большой постройке в центре деревни.
— А я вернусь потом, — неопределенно пообещал рыжий и величественно удалился.
Каэтана взглядом успокоила разгневанных товарищей. Трикстеры оказались такими тупыми, что она недоумевала, как они могли победить войско герцога Элама. Вероятно, прав Воршуд и не обошлось здесь без вмешательства богов — хотя пришлось же им тогда повозиться.
Дальнейшая судьба, не представлялась Каэ в чересчур черном свете. Она была уверена, что они смогут обмануть недалеких лесных жителей. Вот только встреча с ревнивыми женами рыжего вождя ее несколько обеспокоила — когда дерутся женщины, даже палачи могут побледнеть.
Воины, не особо церемонясь, втолкнули ее в широкое и просторное помещение, более всего похожее на хлев, в котором несколько женщин занимались своими делами. Все они были почти на голову выше Каэтаны — пышные, грудастые, с крепкими руками, и Каэ невольно поежилась, представляя грядущий милый разговорчик. Если мозгов у них столько же, сколько и у мужчин их племени, то договориться с ними не получится.
— Эй, — окликнул женщин воин, приведший Каэ, — эй, Шанга, Зуйан, Лакт. — Толстухи медленно подняли головы. — Это новая жена Маннагарта, и она пришла, чтобы выгнать вас.
Пока он произносил эту короткую речь, другой воин торопливо развязывал Каэтане руки. Как только он справился с этим несложным делом, оба воина скрылись, словно растаяли в воздухе, — они явно трусили.
Дом Маннагарта был обставлен со странной смесью нищеты и роскоши. Здесь уживалась мебель из Аллаэллы, сработанная лучшими краснодеревщиками и стоившая целое состояние, — резная, с инкрустациями из прекрасных камней, перламутра и кости — и грубо сколоченные лежанки и табуреты, основной задачей которых было вынести вес могучих жен вождя. Тонкие ткани из Тевера и Сарагана, драгоценные покрывала из Урукура, которые можно было пропустить через узкое кольцо, бесценное оружие из Мерроэ и сосуды с благовониями из Фарры лежали, сваленные живописной кучей, в дальнем углу, а лежанки были покрыты мехом лесных зверей и грубой домотканой шерстью.
Жены Маннагарта — их было семь — тоже являли собой зрелище не для слабонервного наблюдателя. Та, которую звали Шангой, была выше остальных и одета богаче: похоже, в настоящее время именно она имела самое большое влияние на рыжего трикстера. Поскольку кольца эламских вельможных дам ни за что на свете не налезали на ее толстые и грубые пальцы, она нанизала их на кожаный шнурок и повесила на шею. В ушах у Шанги висели разные серьги, — очевидно, она не смогла решить, какая пара ей нравится больше, и поступила так мудро, как может поступить только истинная женщина.
Зуйан была тонкой и стройной (по меркам трикстеров, конечно), чем и покорила любвеобильное сердце своего повелителя. Она была наряжена изысканнее всех и особенно гордилась своей немыслимой талией, ибо затянула ее драгоценным поясом, застегнутым на последнюю дырочку. Более всего она напоминала тыкву, перетянутую посредине, и Каэ не удержалась от лукавого взгляда. «Что значит женщина, — подумала она не без иронии, — тут скоро убить могут, а вот поди ж ты, неудачный наряд другой особи женского пола как‑то согревает душу».
Тем временем трикстерские красавицы немного пришли в себя от первого потрясения и теперь пытались Угадать, чем может грозить, им эта нахалка, посмевшая вторгнуться сюда, в святая святых, — спальню Маннагарта. Первой заговорила Лакт: