Они шли без устали уже довольно долго, и Воршуд запыхался, а Каэтана начинала подумывать о том, что быть женой трикстерского вождя — не самое утомительное дело на свете, когда предостерегающий крик Джангарая отвлек ее от этих размышлений как раз на самом интересном месте.
Ее глазам предстало странное существо, похожее на громадную тощую птицу с грязными тусклыми перьями. А вот лицо у существа было сморщенное, старушечье, с крючковатым носом и круглыми желтыми глазами под толстыми черными веками. Лысая голова вызывала острый приступ отвращения, не говоря уж о том зловонии, которое распространялось от этого жуткого создания.
— Гарпия, — сказал Воршуд. — Я буду не я, если это не она. Но такого не может быть.
— Почему? — изумилась Каэ.
Она уже такого насмотрелась на Варде, что гарпия Жалась ей вполне законной деталью пейзажа. В конце концов, если на свете существовали ящер Муруган и Лакуны трикстеров, то почему бы и гарпии не посидеть на поваленном дубе и не похлопать огромными глазищами?
— Будем надеяться; она поймет, что нас слишком много, и не станет нападать, — сказал Ловалонга, вытаскивая меч из ножен.
— Она еще и нападает? — изумилась Каэ.
— Конечно, — ответил за Ловалонгу Джангарай. — Если она здесь не одна, а их целая стая, наши минуты сочтены, — это не ящер безмозглый. Они обгладываю людей до скелета — человечину любят.
Отвратительное существо после этого объяснения показалось Каэтане еще более мерзким, чем с первого взгляда.
— Что будем делать? — спросила она.
— Я тут трикстерское копье волочу, — сообщил альв глядя в пространство. — Может, пригодится кому…
— Воршуд! — восхитилась Каэ, которая только сейчас обратила внимание на то, что мохнатый человечек действительно тащит за собой длинное копье.
Видимо, гарпия все‑таки была одна. То ли она оказалась слишком злобной, то ли давно никто не забредал в ее владения и оттого чудовище оголодало сверх всякой меры, но оно расправило крылья, взвилось в воздух и ринулось на людей.
Волна удушливого смрада чуть не заставила Каэтану потерять сознание. Она чувствовала, что ее вот‑вот вывернет наизнанку, и слезы потоками бежали из глаз. Каэ увидела, что сходная реакция была и у других ее спутников. Все явно ощутили острый приступ дурноты и слабости, отчего противостоять гарпии было сложно.
Бордонкай, решительно шагнув вперед, подхватил копье, выпавшее из ослабевших ручек Воршуда. Гарпия с отвратительными криками неслась на оторопевших друзей, извергая большие куски помета.
Великан расставил ноги, выставил копье вперед и, когда тварь спикировала на него, изо всех сил вонзил острие в самую середину дряблого тела.
Гарпия завизжала так, что у людей заложило уши. Она билась и металась, скалила острые зубы, которые еще более жутко выглядели на старушечьем лице, и пыталась освободиться от острого жала, терзавшего ее плоть.
Невзирая на сопротивление твари, Бордонкай насадил ее на копье так, что оно прошло насквозь. Невероятно живучая гарпия билась и кричала, и тогда гигант размахнулся и метнул копье с насаженной на него тушей в ствол ближайшего дерева.
От страшного удара гарпия содрогнулась всем тело и застыла, словно намертво пришпиленная громадной булавкой. Она издала несколько протяжных воплей и наконец затихла. Ее голова на длинной шее бессильно свесилась вниз.
Бордонкай подошел к дереву и выдернул копье. Он несколько раз сильно ударил древком о землю, пока тело гарпии не соскочило и не осталось валяться грудой заскорузлых перьев.
— Ну и падаль, — с чувством сказал Джангарай. — Меня сейчас вытошнит.
Они обошли труп гарпии стороной, не желая даже вспоминать о том, что приключилось с ними.
— А ведь это только начало Аллефельда, мы даже болото не пересекли, — сказал Ловалонга. — Дальше, если верить легендам и рассказам трикстеров, будет еще хуже.
— Хуже, знаете ли, быть не может, — сварливо заметил альв, который стал гораздо бодрее себя чувствовать после того, как копье понес Бордонкай. А тому пришлось и по руке, и по душе увесистое копье с широким наконечником — о такую тварь, как гарпия, было бы жаль марать обожаемую секиру.
— И никак не избежать болот? — уныло спросил у аллоброга Бордонкай.
— Никак. Поверь, я и сам не люблю ходить по болотам.
— Понятно, — печально пробасил гемерт. Они шли до самой темноты и наконец выбрались на широкую прогалину. Здесь было сыро и влажно. В сгущающейся темноте загудели назойливые комары. Раздались громкие крики ночных птиц.
— На открытом пространстве еще можно было бы идти, — сказал талисенна, — но в лесу уже ничего не видно. Подождем до света, а там опять двинемся в путь.